Королева Бедлама

— Черт бы тебя побрал! — прокричал он Мэтью. — Думаешь, одолел меня, а?

Очевидно, человек был не только бит, но и пьян. Он начал с трудом подниматься на ноги, однако Джон Файв поставил сапог ему на плечо и без малейшего труда усадил обратно в грязь.

Входная дверь с резным орнаментом в виде терновых ветвей и пятью прямоугольными стеклянными вставками (три из них были треснувшие) вела в зал, где с потолочных балок свисали фонари. От дыма тысячи трубок эти балки стали черными, словно типографская краска, в воздухе висела пелена дыма. В первом зале — с барной стойкой, сразу бросавшейся в глаза, — за столиками сидели десяток посетителей на разных стадиях алкогольного опьянения, а вокруг них расхаживали, то и дело с карканьем пикируя на жертв, женщины в перьях. Подобное зрелище уже не раз представало взору Мэтью, когда он по ночам выслеживал Эбена Осли. Мэтью знал, что наиболее привлекательные из этих дам — то есть лучше одетые и лучше воспитанные (хотя едва ли местная публика обращала внимание на манеры) — пришли сюда из розового дома Полли Блоссом на Петтикот-лейн, а остальные, весьма запущенного и отчаянного вида, приехали на пароме из Нью-Джерси.

Сразу четыре уличные девки в возрасте от семнадцати до сорока семи накинулись на Джона Файва и Мэтью. Они то и дело облизывались, а томные выражения их размалеванных лиц были так нелепы, что Мэтью едва не расхохотался (но вовремя вспомнил, что считает себя джентльменом). Впрочем, он понимал: работа есть работа, и конкуренция среди проституток чудовищная. Эти дамы прекрасно знали, у кого в кошельке густо, а у кого пусто. Когда Джон Файв помотал головой, а Мэтью выдавил: «Нет, спасибо», они почти одновременно развернулись, пожали плечами, и жизнь пошла своим чередом.

Из второго зала доносились мужские выкрики. Мэтью знал, что именно там собираются завзятые игроки, там — их стихия.

Подошла сонного вида девица с кувшином вина на подносе. Джон Файв сказал:

— Нам бы столик в самом дальнем зале. Мой друг хочет поужинать.

— Бараний пирог с репой, говяжьи мозги с вареной картошкой, — зачитала девица список блюд.

— А можно бараний пирог и вареную картошку? — спросил Мэтью и получил в ответ как нельзя более двусмысленный взгляд, означавший, что возможно многое, но далеко не все.

— И два стакана вина, — добавил Джон. — Портвейна.

Девица удалилась на кухню, а Мэтью проследовал за Джоном в игорный зал, где стеной стоял едкий дым отборного виргинского табака. Из этого сизого тумана взгляд выхватывал силуэты не то людей, не то духов: одни сидели за столами и звонко шлепали на них карты, другие с грохотом метали игральные кости на доски с разноцветными цифрами. Тут в углу прогремел, точно взрыв, оглушительный рев, кто-то с размаху ударил кулаком по дереву и завопил: «А, к черту, Хэллок! Все на черное!»

Мэтью невольно подумал, что обитатели иных сумасшедших домов — бедламов, как их называют, — будут покрепче на голову, чем завсегдатаи «Тернового куста». И уж точно поспокойнее. Вопли стихли, наступило короткое затишье — игроки переворачивали карты, бросали кости, — а затем вновь разверзлась пасть геенны огненной и выпустила наружу жаркое дыхание хаоса. Некоторые игроки приходили сюда не за выигрышем, нет — их манил этот самый миг безотчетной радости или ужаса, столь чистых и могучих, что вся остальная жизнь бледнела в их тени.

— Гляньте! — выкрикнул кто-то слева, когда Мэтью проталкивался сквозь толпу ко входу в дальний зал. — Да это ж Корбетт!

Он обернулся на голос и обнаружил, что стоит у столика для игры в кости, а рядом с ним — два молодых адвоката: Джоплин Поллард и Эндрю Кипперинг, оба уже хорошенько подгуляли и держат в руках кружки с элем. Особое внимание Мэтью обратил на висевшую на левом плече Кипперинга темноволосую и не сказать чтобы совсем уж непривлекательную проститутку лет двадцати; черные, глубоко запавшие глаза ее были пусты, как пепелище на Слоут-лейн.

— Видал, Эндрю? Это он! — с широкой улыбкой возгласил Поллард. — Как есть он! Единственный и неповторимый!

— Да, я — это я, пожалуй, — хмыкнул Мэтью.

— Славный малый! — Поллард ударил его по плечу своей кружкой и плеснул элем ему на сорочку — светло-голубую и последнюю из чистых. — Всегда будь верен себе! Да, Эндрю?

— Всегда! — подтвердил Кипперинг, торжественно поднял кружку и сделал большой глоток. Проститутка прильнула к нему, и Кипперинг милостиво дал хлебнуть и ей.

— А это у нас кто? — На сей раз, когда Поллард махнул кружкой в сторону Джона Файва, Мэтью вовремя успел отскочить. — Погодите минутку! — Поллард повернулся к игральному столу и делавшим ставки игрокам. — Я тоже участвую, эй! Три шиллинга на якорь!

Они играли в широко известную игру «Корабль, капитан и экипаж», в которой игроку, бросающему кости, должны выпасть сперва шесть очков, затем пять, а в конце четыре (то есть «корабль», «капитан» и «экипаж»). Остальные делают ставки на его успех или неудачу. Поллард поставил на «якорь», ожидая, что в первом броске выпадет тройка.