Королева Бедлама

— Что ж, посмотрим. Да, кстати, я попросил Натаниела раздобыть нам список хозяев всех владений к северу от фермы Ормонда. Займемся этим по возвращении. Насколько я понял, твой Масочник минувшей ночью решил не нарушать губернаторского указа.

— Мой Масочник?

— А что, разве не твой? Не тебе ли обещано за него десять шиллингов?

— Только если я выведу его на чистую воду до следующего убийства.

— Что ж, тогда будем надеяться, что он и сегодня будет сидеть дома, потому что вернемся мы только завтра. А вот и наш паром.

Грейтхаус махнул рукой в сторону реки — по серой воде к ним приближался белый парус парома. Баковые и кормовые гребцы пытались с помощью весел держать судно относительно прямо. На другом берегу, над крышами и трубами Уихокена висело серое марево. Воздух был влажный и тяжелый, солнечные лучи едва его пробивали. Мэтью охватило недоброе предчувствие — виной тому были не только Масочник, профессор Фелл, страдания преподобного Уэйда и таинственная подруга Кипперинга по имени Грейс Хестер, но и письмо, позвавшее их с Грейтхаусом в Бедлам. Странные тени мерещились Мэтью в тумане, суля новые тайны, новые головоломки жизни и смерти, собрать которые можно лишь в том случае, если найдешь все недостающие детали.

Глупости. Они едут в Уихокен, только и всего!

Наконец паром пристал к берегу и спустил якорь. Мэтью, Грейтхаус и еще несколько пассажиров повели своих лошадей по сходням. Затем на паром погрузились новые пассажиры с лошадьми, и он вышел в обратный путь к далекому берегу.

Часть третья. Послание

Глава 25

Филадельфийская дорога местами в самом деле может называться дорогой, а кое-где это лишь намек на нее. Держа путь по холмистым и лесистым джерсийским землям, Мэтью и Грейтхаус видели мир на разных стадиях его развития: то им попадались совсем молоденькие поселения — дюжина домов да церковь на небольшой просеке в лесной глуши, — то руины прежних деревень, уже отвоеванные лесом обратно, заросшие зелеными лианами и подлеском. Одни фермы поражали своей благоустроенностью, аккуратными просторами кукурузных и бобовых полей, а другие — запустением и разрухой. Как-то они видели каменный дымоход, стоявший посреди обугленных руин дома. А в другой деревне — два десятка домов, конюшня, кузница, опрятный трактир с белыми стенами и табличкой «Добро пожаловать в Ньютаун» — им навстречу высыпала ватага ребятишек. Они бежали рядом с путниками и наперебой спрашивали, откуда они и куда держат путь.

Воздух по-прежнему был тяжелый и влажный, языки тумана еще белели в вершинах самых высоких деревьев. Среди зарослей порой мелькали олени — они то замирали в удивлении при виде путников, то перебегали им дорогу. Рога у некоторых были такие мощные и раскидистые, что Мэтью дивился, как этим зверям вообще удается держать голову. Когда дорога была получше, путники пускали коней галопом, чтобы выиграть время. Часа через четыре у дорожного знака с надписью «Паром Иниана, 8 миль» они повстречали семью — те ехали на крытой повозке в Нью-Йорк. Грейтхаус поговорил с отцом семейства и узнал, что до Уэстервика осталось двенадцать миль и добраться на него можно только паромом через реку Раритан.

Они двинулись дальше. Ближе к реке лес вокруг редел, уступая место фермам и промышленным предприятиям: лесопилкам, складам пиломатериалов, бондарной мастерской и пивоварне, расположившейся на краю обширного яблоневого сада. Тут и там теснились домики и возводились деревянные каркасы новых зданий. Под влиянием реки и речного судоходства, поставляющего грузы вглубь страны, на этих берегах уверенно и быстро отстраивался город. Мэтью и Грейтхаус подошли к паромной переправе через Раритан и минут двадцать ждали своего парома. Когда тот наконец пришел, на берег царственно и безмолвно спустились четверо индейцев в разноцветных бусах и полном облачении. Они тут же устремились по дороге на северо-восток, да таким быстрым шагом, что никакой бледнолицый за ними не поспел бы — задохнулся бы уже через сто ярдов.

Наконец, когда на смену мглистому дневному свету явились сумерки, путники подошли к Уэстервику, о чем им сообщил очередной дорожный указатель. Филадельфийская дорога превратилась в главную улицу города, по обеим сторонам которой выстроились деревянные и кирпичные дома. За ними виднелись ухоженные фермерские поля и сады, на огороженных пастбищах щипали травку лошадь и всякий скот, а на склоне далекого холма паслись овцы. Уэстервик мог похвастаться двумя церквями, двумя трактирами и небольшим центром, жители которого сразу прекращали разговоры при виде незнакомцев и провожали их любопытными взглядами. Грейтхаус придержал коня перед одним из трактиров — на вывеске была нарисована приветственно протянутая рука, а надпись гласила: «Добрый друг», — и окликнул молодого человека, как раз выходившего на улицу. Тот охотно подсказал, что путь их подходит к концу: до дома призрения ехать не больше полумили, а на ближайшей развилке нужно повернуть направо.