Королева Бедлама

Мэтью вновь прикинул, как лучше ответить, и робко согласился:

— Да уж.

— Вот-вот! — Кипперинг вновь отошел от Мэтью и бросил взгляд на Устричный остров и открытое море за кораблями. — Мне его жаль, честное слово. Он ведь раньше считал себя сильным человеком. Увы, кое-что не по зубам даже самым сильным из нас. — Он быстро осмотрелся по сторонам. — Только никому ни слова, ясно? И Джону скажите, чтобы помалкивал. А того, кто ему все рассказал, надо кнутом отхлестать. Джон ведь не заглядывает к мадам Блоссом?

— Нет.

— А вы?

— Тоже нет. Полагаю, больше об этом никто не узнает.

— Тайны в этом городе недолго остаются тайнами. Я Уильяму говорил, что надо смотреть правде в глаза. Ничего не попишешь. Но он пока не может собраться с духом. Я ему говорю: да плюньте вы на церковных старейшин, ей-богу, какое вам дело до их мнения! Но он же не слушает. Думает, все само как-нибудь рассосется. Так-то оно так… но Уильям вряд ли сможет когда-нибудь себя простить.

Он называет его Уильям, подметил Мэтью. Хм, кто бы мог подумать: Кипперинг и преподобный Уэйд — то ли друзья, то ли сообщники! Сразу припомнились слова Джона Файва, который за ужином в «Терновом кусте» рассказывал, что у Констанции однажды состоялся разговор с отцом о некоей «истории». Преподобный тогда заверил дочь, что скоро все разрешится.

Скоро. Мэтью подумалось, что слово это в данном случае имеет оттенок фатализма — и неизбежности.

— Давайте сюда ваше чертово письмо!

Мэтью мысленно вернулся к Кипперингу: тот протягивал ему руку.

— Дайте мне письмо, я положу его на стол Джоплину, раз это так важно.

Несмотря на свои подозрения и злость на Кипперинга, Мэтью все же решил, что ему можно доверять.

— Премного благодарен, — сказал он, вручая конверт.

Адвокат изучил подпись и сказал:

— Джоплин говорит, что вы…

— Гусь лапчатый? — подсказал ему Мэтью.

— …сообразительный молодой человек, который умеет делать выводы. — Кипперинг убрал письмо. — Мол, вы и сами метите в главные констебли. Это так?

— Едва ли. Было время, когда я хотел стать адвокатом. Теперь же… — Мэтью решил пока не упоминать бюро, — у меня другие планы.

— Насколько я могу судить, вас интересует правосудие, верно?

— Да.

Кипперинг хмыкнул:

— Что ж, открою вам тайну: работа адвоката — отнюдь не сахар. Сколько раз мне доводилось смотреть, как справедливость — в мире коммерции и деловых контрактов это называется «честная игра» — терпит полный крах под лавиной лжи и грязных денег. Даже если начинаешь идеалистом, рано или поздно понимаешь: все твои высокие идеалы стоят не больше, чем бутылка рома и тепло того женского тела, которое тебе по карману. Да, я полощу себе мозги ромом, и что с того? Не вам порицать мой выбор.

— А я никого и не порицаю. Просто мне кажется, что такой профессионал, как вы, мог бы выбрать дорогу попрямее.

— Ага. — Кипперинг едва заметно усмехнулся. — Профессионалу негоже марать руки, верно? Надо беречь свою честь! Прекрасное убеждение — для тех, кто живет в мире грез. — Улыбка исчезла с его лица. — Я вот не живу.

Видимо, сказать ему было больше нечего: Кипперинг махнул рукой, как бы отметая все представления Мэтью о том, как подобает вести себя джентльменам и профессионалам своего дела. Мэтью же решил, что пора уходить — а то недолго сболтнуть лишнего и выдать тем самым, что ничегошеньки ему не известно о таинственной Грейс Хестер, кроме имени. Когда Мэтью уже хотел вернуться за мешками Берил, Кипперинг глухо произнес:

— Надеюсь, вы с Джоном Файвом больше не доставите преподобному Уэйду никаких неудобств и огорчений. Даете слово?

— Даю! — без промедления ответил Мэтью. — И за Джона тоже могу поручиться. Поверьте, он не захочет причинять Констанции боль.

Ему пришло в голову, что здесь следовало употребить слово помягче — «огорчить», например, — однако блеф его, к счастью, пока не раскусили.

— Преподобный найдет выход, вот увидите.

— Хорошо. Доброго вам дня, сэр.

Мэтью двинулся к тому месту, где остались лежать мешки. Перед глазами все плыло, из подмышек жуками ползли по бокам крупные капли пота. Когда он набрался храбрости и оглянулся на Кипперинга, тот уже растворился в тени кораблей. Мэтью взвалил на плечи багаж Берил и зашагал к дому печатника, пытаясь унять рой вопросов в голове, на которые пока не было и не могло быть ответов.

Глава 24

Главный прокурор передал судье Пауэрсу несколько дел о нарушении губернаторского указа, и Мэтью как раз записывал в журнал имена нарушителей, когда в кабинет вошел Хадсон Грейтхаус. Дело было около восьми утра.

Мэтью стал гадать, кого больше удивил этот визит — его или судью.

— Хадсон! — воскликнул Пауэрс, откладывая перо и вставая. Он явно не ждал сегодня таких гостей. — Доброе утро!

— И тебе доброе, Натаниел.

Грейтхаус одновременно пожал судье руку и стиснул ему плечо. Мэтью удостоился лишь короткого кивка. Судя по помятому лицу Хадсона, спалось ему после давешней гробокопательской вылазки прескверно.

— Очень рад тебя видеть, как всегда, — сказал Пауэрс. — Чем могу быть полезен?

— Можешь, например, со мной прогуляться, — последовал ответ.