Королева Бедлама

— Да, говорил… Но мне также известно, что́ буря способна сделать с кораблем. Говорю тебе, Мэтью, Берил уже нет в живых, если только это не «Эмбри». — Он потер ладонью лоб промеж толстых бровей, словно пытаясь их угомонить. — Расскажу одну любопытную вещь про Берил. Я прежде особо не придавал этому значения, но теперь у меня прямо глаза открылись… Чую, быть беде. — Он перестал массировать брови и опустил руку. — Берил долгое время считала, что приносит несчастье себе и всем вокруг, даже тем, кому не желает зла. Первый ее кавалер упал с лошади, сломал копчик и целых два месяца пролежал в больнице. Теперь его называют Раскорякой Беном.

— Должно быть, лошадь норовистая попалась, сбросила наездника, — сказал Мэтью.

— Никто его не сбрасывал. Он был в стойле, примерял на лошадь новое седло. Каким-то загадочным образом ремни расстегнулись, и паренек хлопнулся наземь — аккурат на пятую точку. Причем произошло это на глазах у Берил. Она услышала, как хрустнула кость. Парень с тех пор не отвечает на ее письма. Стыдно ему, должно быть, очень уж он перед ней красовался, удалым наездником себя выставлял.

— Да ладно вам, не такая уж это и трагедия. Всякое в жизни бывает.

— Ага, вот и я то же самое написал Берил. Вскоре после этого она познакомилась с молодым человеком, который весь пошел пятнами, раздулся и покраснел, как помидор, когда Берил отправилась с ним на званый ужин к хозяину его бухгалтерской конторы. Когда он своим видом довел до слез хозяйских детей, его будущее в конторе сразу перестало казаться лучезарным.

— Да это просто совпадение, — отмахнулся Мэтью, наблюдая за приближающимся кораблем. — Стечение обстоятельств.

— Ага, я тоже так говорил. И тогда, и потом… всему можно найти разумное объяснение, считал я.

— Всему?.. — У Мэтью слегка пересохло в горле.

— Пожар в Мэрилебоне, например. Я говорил ей, что не стоит брать козла в школу, но кто мог знать, что случится такое несчастье? А когда рядом с ее домом разбилась карета, Берил тоже была ни при чем, ураганы ведь часто валят деревья. Но тут было странное совпадение по времени: Берил как раз провела обрезку.

— Понимаю, — сказал Мэтью, хотя в действительности ничего не понимал.

Спасатели на баркасах работали споро: разбитое судно уже вошло в порт. Какое же это было жалкое зрелище! Нос под носовой фигурой был в пробоинах и заплатах, от грот-мачты остался только жуткий обломок, по бокам висели порванные и спутанные снасти — словом, не корабль, а воплощение невезучести и непригодности к дальнейшей службе. Баркасы подходили все ближе и ближе к берегу, и буксируемое ими судно тоже увеличивалось в размерах. Кто-то из портовых работников сложил руки рупором и прокричал: «Эй! Что за корабль?»

С одного из баркасов последовал ответ:

— «Сара Эмбри»!

— О Боже! Хвала Иисусу! — Григсби схватился за Мэтью, чтобы удержаться на ногах, но колени у него все равно подогнулись. Весил он немало и едва не повалил с ног своего помощника. — Господи, она не утонула! Не утонула! — Слезы брызнули у него из глаз.

Мэтью из вежливости обратил взор на баркасы и стал смотреть, как работают из последних сил гребцы, затягивая «Эмбри» в док, а причальная команда готовится принять швартовные концы и накрепко привязать судно к пирсу.

Миновало еще минут пятнадцать, прежде чем корабль пришвартовали, а его якорь со звоном ушел в мутную воду дока. На палубе уже толпились пассажиры с отчаявшимися лицами. Когда между кораблем и причалом легли сходни, на них тут же выскочил человек с длинной бородой, в синих бриджах и грязной, некогда белой рубахе. Он кое-как проковылял по сходням и рухнул, рыдая, на причал. Следом потянулась страшная процессия: немытые, ошарашенные люди в самых разных одеждах, от простых до роскошных, но в равной степени покрытых серо-зеленым налетом плесени. Пассажиры шли как на ходулях, странно переставляя ноги, и несли в руках свои вещи — саквояжи и узелки. Лица их под слоем грязи казались совершенно одинаковыми, только у мужчин были грязные бороды, женщины превратились в замарашек с всклокоченными волосами, а дети — в чумазых беспризорников, напоминающих лесные поганки.

— Господи, каково же им пришлось! Вот так вояж! — Григсби, даром что любящий и обеспокоенный дедушка, ни на миг не переставал быть прагматичным газетчиком в вечном поиске материала. Даже не имея под рукой пера и бумаги, он уже начал работать над будущей статьей. — Где капитан? — спросил он двух ничего не соображающих пассажиров; за время странствия те, похоже, совершенно утратили способность к пониманию английской речи и просто прошли мимо. — Мне нужен капитан, — обратился печатник к седобородому человеку с запавшими глазами и в замшелом сюртуке, который был ему по размеру фунтов двадцать тому назад. — Где он?

Человек ткнул дрожащим пальцем в рыдающего на причале старика и поковылял дальше. С его ноги слетела туфля с пряжкой, но он на нее даже не посмотрел. Тем временем капитан, на мгновение уняв слезы, лобызал доски — да так крепко, что на губах его, несомненно, остались занозы.

— Деда! — раздался не то крик, не то визг.