Король в жёлтом

Трент проводил экипаж взглядом до конца улицы и отправился в свой квартал, но через пару шагов засомневался, остановился и пошёл в обратном направлении. Отчего-то — возможно, от вида заключённого, с которым он только что общался — ему стало тошно. Тренту захотелось побыть в тишине, наедине с собой, чтобы собраться с мыслями. Его сильно потрясли события этой ночи, но сейчас он прогуляется, забудет, похоронит в себе эти воспоминания и вернётся к Сильвии. Трент ускорил шаг, и, казалось, на какое-то время тоскливые мысли отступили. Но когда он, запыхавшись, остановился у Триумфальной арки, на него снова обрушилась вся горечь недавних событий — да что там, всей его жизни, прожитой зря. А потом перед его глазами возник неясный образ заключённого, его лицо, искажённое гримасой ужаса.

С болью в душе, пытаясь чем-то занять свой разум, он расхаживал под аркой, рассматривал карнизы, читал выгравированные имена героев и названия битв, но его всё преследовало мертвенно бледное, перекошенное от страха лицо Хартмана. А был ли то страх? Или триумф? При мысли об этом Трент подскочил, словно ему приставили нож к горлу, но, сделав ещё один дикий круг по площади, он вернулся к арке, присел и продолжил внутреннюю борьбу со своим несчастьем.

Было холодно, но его щёки горели от злобы и стыда. Стыда? Но почему? Потому, что он женился на девушке, которую случай сделал матерью? Любил ли он её? Неужели это жалкое богемное существование было конечной целью его жизни? Он обратил внутренний взор к тайнам своего сердца и прочёл страшную историю, историю из прошлого. От стыда он закрыл лицо руками и прислушался к тупой боли, пульсирующей в голове, пока сердце отстукивало историю будущего — историю стыда и позора.

Очнувшись от летаргии, которая начала притуплять горечь мыслей, он поднял голову и осмотрелся. Внезапно, окутав своды Триумфальной арки, на улицы опустился туман. Он всё же пойдёт домой. Его охватил страх одиночества. Но он был не один. Туман полнился фантомами. Они двигались рядом с ним в дымке, проплывали под арками длинными очередями и исчезали, а из мглы появлялись новые призраки, проносились мимо и растворялись в темноте. Трент был не один, ведь привидения толпились вокруг, ходили подле него, перед ним и за ним, теснили, хватали его и несли с собой сквозь туман. Они продвигались вниз по тёмному бульвару, по улицам и переулкам, залитыми белой дымкой, и когда тени говорили, их голоса звучали тускло и приглушённо — казалось, они тоже были сотканы из дымки. В конце концов, впереди из тумана показалась насыпь из камня и земли, над которой возвышались массивные ворота из кованого железа. Люди двигались всё медленнее и медленнее, плечо к плечу, бок о бок. Потом движение прекратилось. Внезапный порыв ветра всколыхнул туман, и дымка содрогнулась, заклубилась. Очертания предметов прояснились. Горизонт бледнел, утренние лучи подступали к дождевым облакам и тускло блестели на тысячах штыков. Штыки были повсюду, они резали туман, стальной рекой текли под его завесой. Высоко на каменной кладке виднелась огромная пушка, вокруг которой маячили людские силуэты. Внизу через железные ворота проносился широкий поток штыков — вперёд, в туманную долину. Светало. Стало легче различать в толпе лица, и Трент увидел знакомого:

— Эй, Филипп!

Силуэт обернулся. Трент воскликнул:

— А мне место не найдётся?

Но тот лишь махнул на прощание рукой и пропал. Теперь, толпясь во тьме, проходила кавалерия, эскадрон за эскадроном, потом артиллерия, потом санитарная часть, потом снова штыки. Рядом пронёсся кирасир на лошади, а впереди, среди группы конных офицеров, Трент увидел генерала — каракулевый воротник его шубы был поднят к бледному лицу.

Рядом плакали какие-то женщины, а одна из них пыталась всунуть солдату в рюкзак буханку чёрного хлеба. Солдат хотел ей помочь, но ранец был застёгнут, и мешала винтовка. Трент взял оружие и держал его, пока женщина расстёгивала ранец и клала хлеб — уже мокрый от её слёз. Винтовка оказалась лёгкой, Трент нашёл её удивительно удобной в обращении. Острый ли штык? Он попробовал. Внезапно его охватило сильное, яростное, властное стремление.

— Chouette! ¹¹⁴ — воскликнул уличный мальчишка, цеплявшийся за решётку. — Encore toi mon vieux? ¹¹⁵

Трент поднял взгляд, и крысолов рассмеялся ему в лицо. Солдат забрал винтовку, поблагодарил и бросился догонять свой батальон, а художник влился в поток людей, проходивший в ворота.

— Идёшь? — спросил он у моряка, который сидел в канаве и перевязывал ногу.

— Да.

Потом девчушка, совсем ещё ребёнок, взяла его за руку и повела в кафе напротив ворот. Помещение было заполнено солдатами; некоторые, бледные и тихие, сидели на полу, другие стонали на кожаных сидениях. Воздух был спёртым и душным.

— Выбирай! — сказала девушка с лёгкой жалостью в голосе. — Они не могут идти!

На полу в куче одежды он нашёл шинель и кепи.

Она помогла ему застегнуть наплечный мешок, патронташ и, держа охотничью винтовку на коленях, показала, как её заряжать.

Он поблагодарил, и девушка встала.

— Вы иностранец!