Король в жёлтом

— Я мог разглядеть твоё лицо — продолжал я. — Оно было таким печальным. Потом повозка проехала мимо и свернула в узкий проулок. Там лошади остановились. Я всё ждал и ждал, закрыв глаза и в нетерпении прислушиваясь, но вокруг было тихо как в могиле. Прошли, как мне показалось, часы, и я начал чувствовать беспокойство. Ощущение того, что кто-то находится рядом со мной, заставило меня открыть глаза. И тогда я увидел белое лицо возницы катафалка, который смотрел на меня сквозь прозрачную крышку гроба...

Меня прервал всхлип Тесси. Она дрожала как лист. Я повёл себя как полнейший болван, затеяв этот разговор, и теперь попытался как-то исправить положение.

— Ну что ты, Тесс, — заговорил я. — Я рассказываю это только для того, чтобы показать, какое влияние может оказать чей-то рассказ на чужие сны. Ты ведь не думаешь, что я на самом деле оказался в гробу, правда? Отчего ты так дрожишь? Разве ты не понимаешь, что твой рассказ и моё необъяснимое отвращение к безобидному церковному сторожу заставили мой разум создать это видение, как только я заснул?

Она закрыла лицо руками и разрыдалась так, будто её сердце было готово разорваться. Я оказался уже трижды ослом, но, кажется, мне ещё предстояло побить этот рекорд. Приблизившись, я положил руки ей на плечи.

— Тесси, дорогая, прости меня, — сказал я. — Я вовсе не хотел пугать тебя всякой чепухой. Ты слишком чувствительна. Тебе, верующей католичке, грешно принимать сны всерьёз.

Она крепко ухватилась за мою руку и положила голову мне на плечо, но всё ещё дрожала, поэтому я продолжал обнимать и успокаивать её:

— Давай же, Тесс, открой глазки и улыбнись.

Её глаза медленно открылись и встретились с моими, но их выражение было таким странным, что я вновь принялся убеждать её:

— Это всё чушь, Тесси. Ты же не боишься, что с тобой может что-то случиться из-за какого-то сна?

— Нет, — ответила она, но её алые губки дрожали.

— Тогда в чём же дело? Ты боишься?

— Да, но не за себя.

— Что же, за меня? — весело поддразнил я.

— За вас, — прошептала она почти неслышно. — Я... вы... вы мне не безразличны.

Сперва я рассмеялся, но затем понял её слова и, поражённый, замер на месте, как будто обратившись в камень. Это была высшая из совершённых мной глупостей. За то мгновение, что прошло между её словами и моей реакцией, я придумал тысячу ответов на это невинное признание. Я мог просто отделаться смехом. Мог притвориться, что не понял истинного значения её слов и заверить в своём отличном самочувствии. Мог строго запретить ей влюбляться в меня. Но мой ответ оказался быстрее мыслей, и теперь, когда уже слишком поздно что-то менять, я мог раздумывать сколько угодно, так как я поцеловал её прямо в губы.

В этот вечер я как обычно прогуливался по парку Вашингтона, обдумывая события прошедшего дня. Я принял определённое решение. Пути назад уже не было, так что я приготовился взглянуть прямо в лицо грядущему. Меня нельзя назвать хорошим человеком, — даже сколько-нибудь порядочным, — но у меня не было желания обманывать себя или Тесси. Единственная страсть, любовь всей моей жизни покоилась в солнечных лесах Бретани. Умерла ли она на века? Надежда восклицала: «Нет!» Три года я прислушивался к её голосу, ожидая шагов у своего порога. Забыл ли я Сильвию? «Нет!» — восклицала надежда.

Как я сказал, я был нестоящим человеком, но не походил на опереточного злодея. Я вёл легкомысленный и безрассудный образ жизни, не отказывая себе в удовольствиях, о чём мне порой приходилось горько жалеть. Кроме своих картин, только к воспоминаниям, что скрывались под сводами бретонских лесов, я относился всерьёз.