Что-то просвистело в воздухе, потом ещё и ещё. Не стрелы ли? Только Можер об этом подумал, как рядом охнул Рено и припал на одно колено: стрела вонзилась ему в плечо. Можер поднял друга и хотел отнести в безопасное место, как стрела ударила и в него. Потом другая. Он усмехнулся. Знал бы стрелок, что на нём двойная кольчуга, а сверху ещё панцирь. Вес немалый, но нормандца это не смущало и не стесняло его движений. Рено позволить себе такого не мог, потому стрела и пробила сеть кольчуги. Можер отнёс его к одной из ниш и обернулся. Вот он, стрелок! Спрятался за колонной. И снова целит в него! Только Можер выставил вперёд щит, который до этого висел за спиной, как в него впилась стрела. И тотчас — стрелок ловко управлялся с луком — другая, просвистев, ткнулась Можеру в плечо, да тут же и свалилась, обессиленная. Стрелок таращился, не веря. А Можер уже пошёл на него, выставив вперёд щит. Ещё стрела, ещё, и ещё! Но на этом и кончилось. Видя, что враг уже рядом и его не берёт стрела, сарацин схватился за меч. Нормандец встретил удар, да так, что отсёк стрелку по локоть руку и она упала вместе с мечом. Мусульманин взвыл от боли и закричал что-то про аллаха; Можер схватил его двумя руками, поднял в воздух и переломил спиной о своё колено. Больше сарацин не издал ни звука. А Можер поднял меч, взял щит и вновь кинулся в самую свалку. И услышал, как внизу, в галерее тоже идёт рубка; со стороны церкви также сюда доносился звон оружия и крики.
Наконец было покончено с последним мавром, и франки, оглядев при свете факелов поле битвы и насчитав мёртвыми и ранеными целый десяток своих, все с головы до ног покрытые своей и чужой кровью, бросились по коридору вперёд.
Здесь были кельи монахинь, все двери в них открыты. И франки застывали от ужаса, видя в каждой келье жертвы насилий — одни чуть живые, другие мёртвые, со вспоротыми животами или отрезанными головами. Рёв огласил коридоры монастыря, нечеловеческий крик боли прокатился по его стенам! Рык льва был бы не слышен за этим жутким, многоголосым, единым воплем! Это ревели франки. Своих сестёр и дочерей видели они в этих кельях! Их кровью были забрызганы постели и залиты полы! И франки, не думая о собственных ранах, но вытерев всё же наспех рукояти мечей, чтобы не скользили в руках, с криками «За Францию!», «За короля!» бросились туда, откуда слышался шум борьбы — в церковь, в галерею, на хоры и в неф.
— Можер! — вдруг крикнул Субиз.
Нормандец повернулся. Субиз стоял у дверей одной из келий и взглядом приглашал его войти. Можер сделал шаг, другой... и вдруг вспомнил, что это келья аббатисы! Сердце ёкнуло в груди у великана, когда он взглянул Субизу в лицо. В том не было ничего человеческого!.. И Можер, отвернувшись и переступив порог, вошёл... Да так и застыл, словно обращённый Медузой в камень, и меч выпал у него из рук. Зрелище, представшее его глазам, отказывается даже описать перо... Аббатиса, в разорванных одеждах, почти нагая, лежала распятая на кровати. Руки её были прибиты гвоздями к спинке изголовья, ноги — к цангам меж двух спинок, а между ног торчала рукоять кривого сарацинского меча... Она была мертва. Открытые, но уже потухшие глаза глядели в небеса, куда отлетела её душа вместе с последней молитвой и мыслями о Боге.
Субиз подошёл и закрыл аббатисе глаза. Потом набросил на неё простыню. И услышал всхлип. Бросил взгляд на Можера и отшатнулся, не поверив: по щеке нормандца бежала слеза. Он отвернулся. Проговорил негромко:
— Что за звери... Да разве есть в этих скотах что-то человеческое!
— Субиз... — тяжело положил ему руку на плечо Можер. — Это моя бабка...
— Я знаю, Можер.
— Это дочь моего предка Роллона. Я рос при ней, она любила меня... И она просила называть её матушкой...
И другая слеза заторопилась вслед за первой.
— Пойдём, — Субиз взял его за руку, повернул к двери, — не надо тебе больше смотреть.
— Да, ты прав, — стиснул зубы Можер. — Теперь осталось только одно: мстить! Рубить головы черноголовым скотам! Сечь надвое, чтобы не поднялись! И не будет теперь мне покоя, пока тысячу тюрбанов не срубит мой меч, пока тысячу раз мой топор не вонзится в их поганую, чёрную плоть!!! А теперь вперёд, Субиз! — взмахнул нормандец мечом. — Довершим начатое! И ни одному мавру не поможет сегодня его аллах!
И оба поспешили туда, где не утихал шум битвы. Они появились вовремя. В самой церкви, близ алтаря с иконостасом разыгралось настоящее сражение. Сарацин было много, похоже, даже больше, чем франков, и они уже начали одерживать победу. Их громкие крики, восхваляющие аллаха, стали раздаваться в воздухе, как вдруг коршунами налетели на них Можер с Субизом и с ними ещё несколько воинов.