Король франков

Король выразил сожаление в связи с неудавшимся походом, а Можер, услышав об этом, пришёл в бешенство. Сколько раз уже он видел себя впереди конницы, стремительно несущейся на врага; сколько голов с тюрбанами он уже срубил на скаку в своём воображении, с нетерпением ожидая заветного дня выступления в поход — и вдруг разом всё рухнуло! Нормандец погрустнел, челюсти его плотно сжались, зубы скрежетали, а глазами он, казалось, готов был испепелить всё вокруг. В своих покоях он в порыве буйства переломал все стулья, попадавшиеся ему на пути, а стол, на который он налетел, рассекая мощными шагами комнату вдоль и поперёк, поднял и разбил о стену. В зале он постоянно натыкался на колонны и в бешенстве колотил по ним кулаками, словно намереваясь сокрушить; колонны лишь гудели в ответ, но оставались неколебимыми. Людей нормандец не замечал и ни с кем не заговаривал, а если кто-нибудь пытался завести с ним разговор, то слышал в ответ лишь град ругательств, не располагающий к общению, и торопился уйти. Кончилось тем, что король сурово отчитал родственника за безвинно порубленные в припадке бешенства деревья в парке и за дверь во дворце. Нормандец гак её толкнул, что она, сорвавшись с петель, улетела прочь, придавив, не насмерть, правда, в виду попавших двух слуг.

С полмесяца Можер не находил себе места, проклиная Испанию, Бореля и с ними весь юг, как вдруг однажды случилось нечто, положившее этому конец.

На сорок седьмой день после праздника Пасхи, в преддверии Пятидесятницы, именуемой Днём Святого Духа, к воротам королевского дворца подошла или, скорее, подбежала юная монахиня и принялась стучать кулаками в дверь. Когда с ней заговорили, она взволнованно сообщила, что прибыла из аббатства Нотр-Дам де Шан и просит немедленно провести её к королю.

   — Кто ты? — спросили её. — Как тебя зовут?

   — Сестра Моника.

   — Э, да ты красотка! Иди к нам, у нас есть вино, успеешь ещё к королю.

   — Скорее! — чуть не плача, взмолилась монахиня. — Или вы не христиане и на вас нет креста?..

Стражники были христианами. Сестра Моника вошла и бегом помчалась к дворцу.

Придворные упражнялись в фехтовании на мечах, топорах и копьях на площадке перед королевскими садами. Бились парами, группами, всадники на всём скаку рубили чучела, привязанные к шестам; иные учились поражать цель копьём.

И вдруг кто-то крикнул:

   — Король!

Обернувшись, все замерли. Гуго торопливо подходил к ним со стороны казарм. Рядом, едва поспевая, чуть не бежала какая-то монахиня, которую никто здесь не знал. Слева от короля — Генрих, его брат; ладонь сжимает рукоять меча, брови нахмурены, глаза, казалось, способны исторгнуть пламя.

Подойдя, Гуго остановился. Его тут же обступили, ближе всех — Можер.

   — Случилось несчастье, — громко объявил король. — Орда сарацин напала на женский монастырь. Эта вестница оттуда, — он вывел вперёд сестру Монику. — Настоятельница приказала ей немедленно скакать в Париж. Она едва успела выйти потайным ходом и вывести лошадь.

   — Государь, откуда здесь сарацины?! — воскликнул Можер. — В сердце Франции, близ стен Парижа! Как они могли попасть сюда?..

   — Не время рассуждать, мой мальчик! Наказать, истребить неверных — вот ныне наша задача!

   — Много их? — спросил кто-то.

   — Как сказала эта монахиня, не больше ста, — ответил Генрих. — Может быть, это лишь передовой отряд.

Можер подошёл ближе, нагнулся.

   — Ну вот, крошка, — сказал он монахине, — я ведь обещал, что мы встретимся, а ты мне не верила.

Сестра Моника подняла свои залитые слезами глаза и вдруг, бросившись к нему, вся затряслась в рыданиях:

   — Спасите нас, господин граф, умоляю вас! Ведь они уже, наверное, начали грабить и бесчинствовать! Мать аббатиса так надеется на вашу помощь!..

   — Чёрт возьми, пусть покажут мне того, кто в этом сомневается, клянусь щитом моего прадеда! Государь, мы немедленно выступаем, дорог каждый миг! Нет, напрасно я убивался. Я обагрю-таки мой меч кровью сарацин, и будь я проклят, если не срублю в один день полсотни тюрбанов!

   — Торопитесь, друзья! — крикнул Гуго. — У конюшен уже стоят лошади, там же оружие и доспехи. Слуги ждут, готовые помочь. К сожалению, нынче большинство милитов расквартировано, но с теми, что в казармах, вас будет около шестидесяти. Рассейте эту черноголовую орду, уничтожьте её, а заметите основное войско — немедленно возвращайтесь, я к тому времени попробую собрать армию и подготовить город к обороне. Вас поведёт герцог Генрих.

И все тотчас бросились к конюшням.

Потребовалось не так уж много времени, чтобы собраться: спешно облачались в доспехи, цепляли к поясам топоры и мечи, птицами взлетали в сёдла и брали копья наперевес. Когда всё было готово к выступлению, Можер подъехал к брату короля:

   — Скажи всем пару слов, герцог, потом я.

Генрих привстал в седле:

   — Франки! Мои храбрые воины! Противники веры Христовой посмели ступить грязной ногой на нашу священную землю! Они покусились на то, что дорого и свято каждому франку — обитель Христа! Наш меч — орудие мести божьей! — порубит грязных мусульман, посмевших осквернить одним своим присутствием святой лик Господа!