Читаем Король франков полностью

   — Вот и отлично. Пусть брат Рено исподволь, осторожно, дабы не спугнуть, подведёт Роберта к истине. Пусть откроет ему глаза на действительное положение вещей и научит отличать правду от лжи. Разрушит выстроенный в его мозгу духовный фундамент и начнёт возводить новый — мирской! Однако, повторяю, подойти к этому надо весьма деликатно, дабы мальчик не отшатнулся от монаха. Нельзя его совсем оставлять без друзей, как бы он не ушёл в монастырь.

   — Честное слово, государь, вы как в воду глядите. Ведь Роберт подумывает о том, чтобы стать монахом, так он мне сказал однажды.

   — Этого ни в коем случае нельзя допустить, Можер, ведь он единственный наследник! Потеряв его, Франция лишится короля; после меня некому наследовать трон. Понимаешь, чем это может обернуться? Крахом королевства! Кто возглавит его? Оно погибнет в огне междоусобных войн, если, конечно, Карл Лотарингский не примчится из Брюсселя, чтобы стать королём. И ещё. Королева Сусанна начинает выводить из терпения не только Роберта, но и меня. То плачет, то устраивает истерики, то вновь пытается штурмом овладеть неприступной крепостью. Роберт избегает её, а она преследует его, постоянно напоминая о супружеском долге. Скоро ему это окончательно надоест, и вот тогда... Монастыри хорошо умеют хранить свои тайны, кто знает, какой из них приютит юного послушника?

   — Из этого я вижу неплохой выход, государь. Эту парочку надо попросту развести.

   — А приданое? Её земли, которые отошли к Франции?

   — Что в них толку, если государство останется без короля?

Гуго медленно зашагал к окну. Встал и, уставившись на темнеющую вдали громаду Булонского леса, задумался.

   — Но есть и другой выход, — подошёл сбоку Можер. — Мне он кажется наиболее подходящим. Ей-богу, будь я королём, как ваш сын, так и сделал бы.

   — Что именно? — повернулся к нему Гуго.

   — То, что вам однажды пришло в голову: отправил бы супругу в монастырь, пока сам от неё не сошёл с ума.

Король долго молчал, созерцая последний мартовский снегопад, устилающий огороды у мыса Сите и исчезающий бесследно в водах Сены.

   — Может быть, это и будет наилучшим решением, — промолвил он.

Спустя несколько дней новая королева, стоя на обломках неудавшегося брака и вконец измученная рёвом плоти, стала бросать красноречивые взгляды на Можера. Расчёт её при этом был прост: вдруг удастся увлечь нормандца, а нет — так подружиться с ним?

Нормандец не обращал на это внимания, пышные формы фламандской вдовы не пробуждали в нём альковных настроений. Взгляды эти не ускользнули от внимания друзей, и однажды за обедом во время очередной стрельбы глазами, Маникор негромко сказал приятелю:

   — Кажется, провансальская химера начинает пускать в твою сторону стрелы, пропитанные эликсиром любви. Погляди, она мечет их одну за другой.

   — Только слепой не увидел бы, как она мечтает наставить муженьку рога, — поддакнул Вилье. — Причём не с кем-то, а с его братом.

   — Тебе надо пресечь эти атаки на твою добродетель, Можер, — сказал Субиз. — Положи этому конец, иначе эта истеричка набросится на тебя при всех. Скажи ей что-нибудь по этому поводу, пусть забросит лук подальше.

Можер допил вино, утёр губы и, поймав очередной недвусмысленный взгляд Сусанны, сказал ей:

   — Ваше величество, позвольте спросить: когда мы играли вчера в мяч, кто выиграл, вы или я?

   — Выиграла я, граф, — с улыбкой ответила Сусанна, — но это, видимо, потому, что вы были немного рассеянны.

   — Я отдал вам ваш выигрыш? Ведь помнится, мы играли на деньги.

   — Разумеется, граф.

   — И я не остался вам должен?

   — Ну конечно же, почему вы спрашиваете?

   — Слава богу, мадам, а то я подумал, ловя на себе ваши взгляды, будто у меня случился провал в памяти.

Лицо новой королевы франков надолго попрощалось с любезной улыбкой, взамен явив плотно сжатые губы и обрызганные лёгкой пунцовой краской щёки. Как следствие — взгляд потух, зрачки бесцельно забегали по столу.

Однако это был смелый выпад, ни один не позволил бы себе такого, только нормандец. Сусанна тотчас хотела вскипеть и поставить его на место... но мигом остыла. Во-первых, не нашлась сразу что ответить, и момент был упущен, а во-вторых, не захотела обострять отношений с двором, зная, какой вес имеет здесь сын Ричарда Нормандского.

И она, стиснув зубы, промолчала. Однако удар попал в цель: стрелы сыпаться перестали.

<p><strong>Глава 14</strong></p><p><strong>СЕСТРА МОНИКА</strong></p>

Наступила Пасха, но послов от маркграфа Испанской марки всё не было. Гуго отправил Борелю послание, и в конце апреля получил от него ответ: помощь в борьбе против мусульман уже не требуется; орда сарацин так и не появилась у берегов Барселоны и больше уже не появится, так донесли ему лазутчики.

Гуго задумался, ища истинную причину. Вариантов было несколько. Не желая приносить вассальную присягу на верность королю, Борель на каких-то условиях сумел договориться с мусульманами. Ему могла помочь Испания, Мадрид всё-таки ближе. Наконец рука дружбы протянулась к нему из южных герцогств и графств — сильных областей, не признающих власти короля. Как бы то ни было, картина вырисовывалась безрадостная: юг продолжал оставаться независимым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза