Король Аттолии

У окна сидели два человека в эддисских мундирах. Они придвинули к себе небольшой столик и на его инкрустированной крышке играли в кости. Костис с подозрением воззрился на них, а король повторил то же самое, что минуту назад сказала королева в передней. Он сидел в постели, окруженный ворохом бумаг и пергаментов. Неожиданно грубым пятном на мягких вышитых простынях смотрелась кожаная почтовая сумка.

– Компании у меня более чем достаточно, – заявил король. – Можешь подождать в кордегардии.

Костис неловко кашлянул:

– Королева сказала, я должен быть здесь.

– А, ну тогда понятно, ты боишься уйти. Я бы на твоем месте тоже боялся. Ладно уж, оставайся, заодно познакомься с моими дорогими родственниками. Аулус и Боагус прибыли побыть со мной, пока я выздоравливаю.

У Костиса из головы не шла мысль: уж не те ли это родичи, которые держали короля головой в воде?

– Берегись Аулуса, – ядовитым голосом предостерег король. – Он похож на быка и точно так же может раздавить тебя, случайно наступив.

Аулус поглядел на короля, ничего не сказав, и встал. Он и вправду оказался исполином. Пока он сидел, впечатление сглаживалось, но, поднявшись, он словно занял собой всю комнату. Нависнув над королем, великан стал собирать с постели бумаги и доклады.

Король прижал одну из бумаг крюком к простыне и заявил:

– Я это читаю!

Аулус, не обращая внимания, дернул бумагу так, что она порвалась. Потом сунул рваный листок в скопившуюся груду и сгреб всю пачку в почтовую сумку. Поглядев на короля, назидательно поднял палец толщиной с половину рукояти топора.

– Я тебя предупреждал. Скажешь хоть одну колкость, и будет пора ложиться спать. – У него был такой густой акцент, что хоть ножом режь. Казалось, к каждому слову он добавлял еще один слог.

– Ты меня в постели не удержишь!

– Еще как удержу, – спокойно отозвался Аулус. – Куда легче, чем тебе кажется. Лягу поверх одеяла с этой стороны. А Боагус ляжет с той. И барахтайся сколько хочешь, как котенок в мешке. И придумать достойную месть не успеешь, потому что мы с Боагусом очень скоро окажемся далеко-предалеко, там, где до нас не достанет его королевское чванличество король Аттолии. – Он многозначительно кивнул. – Нам Орнон обещал.

Король оторопело выслушал и попытался запротестовать:

– У меня важные…

– Ген, – перебил его Аулус. – Ты читаешь с самого восхода. Весь измотался, пора отдохнуть.

Эвгенидес бросил взгляд на Костиса. Тот подобрался, готовый своей жизнью защищать короля от этой исполинской эддисской няньки.

Аулус устало кивнул:

– Ген. Ложись спать.

Король, ворча, нырнул под одеяло. К благоговейному восторгу Костиса, громадный эддисец действительно расправил и подоткнул одеяло.

Аулус отошел к окну, но игра в кости не возобновилась. Он стал насвистывать тихую, незнакомую Костису мелодию, полную долгих расслабляющих нот. Не дождавшись повтора колыбельной, король уснул.

Боагус встал, склонился над королем, внимательно всмотрелся, спит ли. Наконец кивнул Аулусу и отступил к креслу. Там они устроились поудобнее, закинули ноги на деревянный столик, разместились там, немного попинав друг друга. Закрыли глаза, как профессиональные солдаты, никогда не упускающие случая отдохнуть, и, кажется, тоже уснули.

Но стоило Костису шелохнуться – всего лишь переступить с ноги на ногу, – как оба эддисца открыли глаза и воззрились на него. Больше Костис не шевелился. Король спал, пока не протрубили полдень. Потом он поел, и Аулус разрешил ему вернуться к бумагам.

* * *

После обеда Аулус ни с того ни с сего сказал:

– Говорят, вчера тюремщик напугал тебя до чертиков.

Ген даже не поднял глаз от чтения:

– Кто говорит? Орнон?

– Да, – улыбнулся Аулус.

– Нет, – оторвался наконец от бумаг король. – Тюремщик меня не пугал.

И опустил глаза – сделал вид, будто опять углубился в чтение. Однако вместо этого стал теребить узелки на вышивке одеяла. Боагус открыл было рот, но по знаку Аулуса закрыл опять. Они ждали. Аулус всем своим видом выражал готовность ждать сколько угодно.

– Я их чуть не прибил, всех до единого. Головы поотрывал бы.

Костису вспомнились побледневшее лицо короля и внезапная долгая тишина в камере.

– И капитана тоже? – спросил Аулус.

– Конечно. Его в первую очередь. – Король запустил пятерню в волосы. – Я сказал им, что могу делать все что захочу, – признался он.

– Вот оно что, – протянул Аулус. – И он, должно быть, решил, что разговаривает с королем Аттолии?

– Наверно, да.

Боагус покачал головой.

– Теперь ты и впрямь можешь делать все что захочешь. – Но под яростным взглядом Эвгенидеса вскинул руки и торопливо добавил: – Впрочем, и всегда мог.

Аулус ухмыльнулся.

– Если бы каждый раз, когда я слышу от тебя, что ты можешь делать все что захочешь, мне давали бы золотую монету, я уже был бы богат, как… как… – Он пытался подобрать сравнение.

– Как Орнон, пока не растерял всех овец, – подсказал Боагус. Оба солдата расхохотались, и даже король улыбнулся. Укрепив Костиса в подозрениях, что в пропаже овец Орнона виноват Эвгенидес, Боагус спросил:

– Ты до сих пор блеешь, как ягненок, когда он входит?

Эвгенидес покачал головой: