Что-то не похоже это на предсмертную агонию, подумал Костис и, когда они дошли до невысокой лестницы по дальнюю сторону зеркального пруда, еще раз уверился в этом. Человек на грани гибели не сможет так искусно громоздить многоэтажную брань, витиевато сплетая непристойные слова и ни разу не повторившись от нижней ступеньки до верхней.
Но гораздо сильнее он встревожился, когда на подходе к охотничьему двору шаги короля замедлились, и это не сопровождалось ни бранью, ни жалобами. Потом Костис услышал доносившиеся из-за стены голоса и понял, что короля остановила не боль, а пестрая толпа, хлынувшая навстречу.
Гвардейцы, знать, слуги – все бежали напролом через клумбы с цветами.
Эвгенидес что-то произнес. Костис склонился и прислушался.
– Р-р, р-р, гав, гав, гав, тяв, тяв, – бормотал король.
Их тотчас же окружили. Отовсюду обрушились голоса, со всех сторон надвинулись чужие лица. Руки – Костис не видел чьи – тянулись к королю и пытались увести. Костис отшатнулся, король в ярости заорал. А вдруг в толпе скрывается человек, решивший закончить то, что не удалось наемным убийцам, подумалось Костису.
– Эй! – громко окликнул он хорошо одетого человека средних лет, который стоял перед ним, но смотрел на короля. – Эй! – повторил Костис, и тот обернулся. Костис уперся ладонью ему в грудь и толкнул. Напрягая все мускулы руки и спины, он напирал, словно тараном, и наконец тот, пятясь, наткнулся спиной на своего соседа, стоявшего позади, и оба повалились наземь, размахивая руками. Остальные, как могли, попятились, чтобы их не зацепило, и стали оттеснять тех, кто стоял еще дальше. Перед Костисом расчистилось небольшое свободное пространство.
Поодаль от толпы стояли гвардейцы. Они, как и дворцовые слуги, на этом спектакле были всего лишь зрителями. Им не полагалось без приказа подходить близко к королю. Почти всех их Костис знал если не по имени, то хотя бы в лицо. И доверял им гораздо больше, чем голосящим вокруг дворянам.
– К королю! – закричал он. Гвардейцы изумленно взглянули на него, желая убедиться, к ним ли он обращается, и стали проталкиваться сквозь толпу. – Не подпускайте никого близко, – велел им Костис и повел короля. У того подкашивались ноги, Костис чувствовал, как он весь дрожит. Какой смысл держаться извилистых тропинок, если цветы все равно уже смяты, подумал Костис и пошел напрямик к калитке в охотничий двор.
Вдруг король запыхтел. Задыхается, что ли? Костис в тревоге склонился к нему – и выругался. Король смеялся.
– Знаешь, кого ты только что опрокинул? Барона Анакритуса.
– Не знаю. И знать не хочу. Где ваши лакеи? – с горечью спросил Костис.
– Я их отпустил, когда вышел прогуляться. Не сомневаюсь, прямо сейчас кто-то им рассказывает, какую потеху они упустили. Скоро придут сюда.
– Поторопились бы уж.
– Не терпится спихнуть меня с рук?
– Ну почему вы не можете вести себя как подобает королю? – прошептал Костис ему на ухо.
Наконец они добрались до охотничьего двора.
– О боги, опять лестница, – простонал Эвгенидес.
Костис вздохнул. Впереди короля ждет долгий путь и еще много лестниц. Королевские покои находились на дальней стороне дворца. Лучше, наверно, найти ближайшую лестницу и подняться на крышу. По сторожевым дорожкам он быстрее доберется до цитадели, там спустится и снова поднимется в свои покои.
Рассчитывая, что до самых покоев короля проводит кто-нибудь другой, Костис всмотрелся в первую из предстоящих лестниц. Она поднималась из охотничьего двора к портику, ведущему во дворец. Эвгенидес смотрел под ноги и не заметил, как приблизилась королева.
Она вышла из дворца впереди целой свиты служанок, силящихся поспеть за ней. Все, кто стоял на лестнице, молча уступали ей дорогу, а она смотрела только на короля. Он так и не поднял глаза. Держась очень прямо, она неслышно спускалась по ступенькам. Охрана расступилась, пропуская ее.
Она протянула руку к Эвгенидесу, коснулась его щеки. Он отпрянул, как испуганный олень, так внезапно, что Костис, державший его, чуть не упал. Королева отдернула руку, словно обожглась.
Все, кто стоял вокруг, дружно ахнули, и наступила тишина. Во дворе все застыли, даже воздух был недвижим. Королева сверху вниз смотрела на короля, а король смотрел себе под ноги. У Костиса зашлось сердце – и за короля, и за королеву, и за себя. Трудно хранить преданность двоим правителям одновременно.
Королева хотела медленно отступить на одну ступеньку вверх, но король схватил ее за руку и подтянул к себе. И Костиса тоже подтянул. Костис был намного выше короля, и ему было нелегко сохранять равновесие, подставляя плечо. Он осторожно переступил ногами, потом еще раз, потому что король отпустил руку Аттолии, схватил ее за рукав у локтя и притянул к себе.
Король коснулся рукой ее щеки и поцеловал. Не так, как целуются чужие друг другу люди, даже не как жених и невеста. Так мужчина целует свою жену. И когда поцелуй закончился, король закрыл глаза и опустил голову ей на плечо, словно искал отдохновения, словно в конце тяжелого дня вернулся домой.
– Я не приказал обыскать сад, – сказал он. – Прости.