Коробка в форме сердца

Гадала она Джуду трижды. В первый раз — голой, в постели, встав рядом на колени, поблескивая струйкой пота в ложбинке между грудей, раскрасневшаяся, не успевшая отдышаться после любовной игры. Взяв Джуда за руку, она принялась вглядываться в линии на ладони, водя по ним кончиком пальца.

— Глянь-ка на линию жизни, — сказала Анна. — Целая миля в длину. Похоже, жить тебе вечно. Хотя сама я вечно жить не хочу. Кстати, что значит «слишком стар»? В годах это сколько? А может, вечную жизнь тут следует понимать не в прямом, в переносном смысле. К примеру, что вечная жизнь суждена не тебе, а твоей музыке, а эти линии малость привирают. Гадание по ладони — все же наука неточная.

В другой раз, вскоре после того как Джуд покончил с ремонтом «Мустанга», они поехали прокатиться в холмы над Гудзоном. Остановились на пристани для катеров и долго глядели на реку, поблескивавшую россыпями алмазных чешуек под необъятным блекло-синим сводом небес. У горизонта, в тысячах футов от земли, столпились пушистые белые облака. Изначально Джуд собирался везти Анну на прием к психиатру — о встрече Дэнни договорился заранее, но она его отговорила: сказала, что грех проводить такой славный день в докторском кабинете.

Пока оба сидели в машине, опустив стекла, под негромкую музыку радио, Анна поднесла к глазам руку Джуда, покоившуюся рядом, на сиденье. В тот день ее отпустило, что с нею случалось все реже и реже.

— После меня у тебя еще будет любовь, — сообщила она. — Еще шанс пожить счастливо… только не знаю, позволишь ли ты себе им воспользоваться. Такое чувство, что нет. Отчего ты упорно отказываешься от счастья?

— Что значит «после тебя»? — удивился Джуд. — И что значит «отказываешься»? Вот сейчас мне живется вполне хорошо. Чем не счастье?

— Какое там «хорошо»… ты до сих пор сердишься. Злишься.

— На кого злюсь?

— На себя самого, — ответила Анна, да так удивленно, словно вещи очевиднее и не придумаешь. — Как будто это ты виноват в смерти Диззи с Джеромом. Как будто хоть кто-нибудь мог спасти их от самих себя. И на отца до сих пор злишься. За все, что он сделал с твоей матерью. И за то, что сделал с твоей рукой.

Вот тут у Джуда просто дух захватило.

— О чем это ты? Откуда ты знаешь, что он сделал с моей рукой?

Оторвав взгляд от его ладони, Анна насмешливо, с хитрецой блеснула глазами.

— Рука-то — вот она, у меня перед носом, — сказала она, повернув ладонь Джуда тыльной стороной кверху и проведя пальцем по изуродованным шрамами костяшкам. — И телепатия тут ни к чему: вполне достаточно чувствительных пальцев. Я просто сросшиеся кости нащупала. Чем же он руку тебе размозжил? Кувалдой? Кости срослись — хуже некуда.

— Дверью в подвал. Как-то на выходных слинял я из дому в Новый Орлеан, чтобы сыграть на конкурсном концерте. А на автобус одолжил сотню баксов из семейной копилки. Рассудил, что конкурс мы выиграем, а первый приз-то — пять сотен наличными. Значит, верну взятое сполна, да еще с лихвой.

— И что же?

— Заняли третье место. Получили по футболке, — ответил Джуд. — А когда я вернулся, отец подтащил меня к двери в подвал и защемил с маху левую руку между дверью и косяком. Левую. Которой аккорды строятся.

Анна сделала паузу, сдвинула брови, взглянула на Джуда с недоумением.

— По-моему, ты строишь аккорды правой.

— Теперь — да.

Но Анна непонимающе подняла брови.

— Пока левая заживала, я вроде как выучился правой их строить, а после обратно переучиваться не стал, — объяснил Джуд.

— Трудно было?