Пришлось Джуду тоже ползти в вольер на карачках. Разозлился он на нее — словами не передать. Подобные штуки продолжались уже пару месяцев и до смерти ему надоели, не говоря уж о безучастных, односложных ответах на все, что ей ни скажи, о смехе и о слезах без причины. О постельных забавах не могло быть и речи: даже мысли о них казались отталкивающими. Анна не мылась, не меняла одежды, не чистила зубов. Ее медвяно-желтые волосы свалялись, будто крысиное гнездо. Последняя пара попыток заняться сексом закончилась тем, что фантазии Анны отбили у Джуда всякую охоту к их возобновлению — уж очень ее желания оказались неожиданными и нездоровыми. Нет, против большинства изобретенных людьми сексуальных причуд он вовсе не возражал и вполне был готов связать ее, если ей захочется, пощипать за соски, перевернуть на живот и заправить ей в зад… но все это Анну не радовало. Теперь ей хотелось пластикового пакета на голову. Или чтоб Джуд кровь ей пустил.
Ссутулившись, держа иголку в руке, она методически, аккуратно вонзила ее в подушечку большого пальца — и раз, и другой. Крупные, пухлые капельки крови на бледной коже заалели не хуже драгоценных камней.
— Какого дьявола? Ты что с собой творишь? — спросил Джуд, старательно, но безуспешно сдерживая рвущуюся наружу злость, и крепко стиснул ее руку с иглой.
Уронив иглу в грязь, Анна перехватила его запястье, развернула Джудову руку ладонью кверху, окинула ее пристальным взглядом, глаза ее лихорадочно засверкали на фоне темных, точно кровоподтеки, кругов. Заснуть по ночам ей удавалось от силы часа на три.
— Твое время уходит почти так же быстро, как и мое. Вот не станет меня, и тогда от меня будет куда больше толку. Меня уже нет. И будущего у нас с тобой нет. Кто-то всей душой тебе зла желает. Хочет отнять у тебя все. Все. — С этим она, закатив глаза кверху, взглянула Джуду в лицо. — А драться с ним ты не можешь. Без боя, конечно, не сдашься, но тебе его не победить. Не победить. Скоро всему хорошему в твоей жизни конец.
Ангус тревожно заскулил, сунулся между ними, ткнулся мордой ей в пах, и Анна с улыбкой — первой за месяц как минимум — почесала пса за ухом.
— Ну что ж, — сказала она, — собаки-то тебя не оставят уж точно.
Джуд, высвободив руку, подхватил ее под мышки и поднял на ноги.
— Даже слушать тебя не желаю. Ты уже самое меньшее по третьему кругу предсказываешь мне судьбу, и предсказания каждый раз получаются разными.
— Знаю, — вздохнула Анна. — Однако все они — чистая правда.
— А иголкой себя колоть зачем? Этим-то ты чего добиться хотела?
— Иголкой… я с детства так делаю. Бывает, уколешь себя пару раз и избавляешься от плохих мыслей. И в голове проясняется. Как будто щиплешь себя самого во сне, понимаешь? Боль заставляет проснуться. Вспомнить, кто ты такой.
Да, это Джуд понимал.
— Только, кажется, с годами мой детский трюк действует хуже и хуже, — спохватившись, добавила Анна.
Джуд вывел ее из вольера и увлек за собой, к двери наружу.
— Сама не понимаю, зачем сюда вышла. Да еще в одном белье, — созналась она.
— Вот и я тоже.