Корабль в пустоте

Мы вышли из собора на площадь Сан-Марко. Вряд ли она была самой большой в мире, но сейчас, на контрасте с архитектурной скученностью вдоль Большого канала, показалась огромной. Обведенная с трех сторон сплошной колоннадой дворцов, Пьяцца Сан-Марко вся переливалась алыми и синими хвостатыми стягами с золотыми венецианскими львами на них. Итальянский же триколор был всего один – на флагштоке перед собором, по соседству с флагами Евросоюза и региона Венето. Далеко, на противоположной стороне, у палаццо с надписью “Museo Correr” рабочие устраивали сцену. Людей заметно прибавилось с тех пор, как мы высадились на пристани. Нам пришлось потолкаться, обходя здоровенную кампанилу, которая только издали смотрелась, как карандаш. Мужчины оглядывались на голоногую Лилу, а она, ощущая их взгляды, еще выше поднимала плечи, подчеркивая грудь. Женщина есть женщина – в любой ситуации! В «кармане» за башней было посвободней, но ни Колюбакина, ни Стригунова мы там не увидели.

Мы постояли, посмотрели по сторонам. Левая часть площади шумела и бурлила. Там, впереди, кто-то невидимый кричал что-то в мегафон, а что, Бог знает, – Колюбакина не было перевести. Среди венецианских прапоров реял по ветру и «звездно-полосатый» флаг каталонских сепаратистов.

– Наши там, наверное, смотрят, – предположил я. – Пойдем и мы, потом вернемся, если их не встретим.

Пробравшись в плотной толпе к эпицентру шума, мы увидели полдюжины карабинеров (в том числе, женщину) с пластиковыми щитами. За ними валялся смятый транспарант. На полицейских яростно кричал в мегафон небритый человек в бейсболке. Публика выражала ему одобрение криками “Si!”, “Verità!”. Похоже, здесь была попытка митинга, альтернативного тому действу, что готовилось у Музея Коррера, а полиция его пресекла. Многотысячная толпа, если бы захотела, растоптала эту шестерку в два счета, но она, видимо, не хотела, предпочитая перебранку конфликту. Pax Italiana, Итальянский мир. Много шума, а драки нету. На это, что ли, вез нас посмотреть Колюбакин? Глазова, собравшаяся поснимать гулянье на смартфон, тоже была разочарована:

– А где карнавал, костюмы, маски? Одни флаги! Это и есть праздник? Лучше бы я на Риальто вышла.

– Вон, смотрите, костюмы.

Справа, из арки Часовой башни, под барабанный бой выходил взвод построенных в две шеренги гвардейцев в сине-белых мундирах XVIII века. На плечах у них были кремневые ружья с примкнутыми штыками. Стюарды в оранжевых жилетах отодвигали толпу, расчищая им путь. За гвардейцами следовали человек девять венецианцев в костюмах исторических сословий и цехов – мужчины в треуголках и полукафтанье, а дамы в длинных сборчатых юбках, причем одна почему-то с кошелкой. Солдаты промаршировали к сцене и выстроились по правую руку от нее, а ряженые встали под прямым углом к ним. На сцене, между тем, уже настраивали инструменты музыканты оркестра. Дирижер взмахнул палочкой. Полилась музыка, и толстый певец во фраке, лица которого издали мы не различали, запел арию Марино Фальеро из оперы Доницетти.

Толпа, наседавшая на полицейских, отхлынула. Она редела буквально на глазах. Мятежные венеты, как море в час отлива, потекли к сцене. Даже каталонский флаг поплыл туда. Исчез и оратор с мегафоном. Карабинеры подняли валявшийся транспарант, свернули его и, посмеиваясь, неторопливо двинулись следом. Так завершился венецианский бунт, осмысленный и не беспощадный. Как водится у южан, победила любовь к музыке и зрелищам.

Мы же тем временем вернулись к подножию кампанилы. Колюбакина и ректора по-прежнему не было. Очевидно, они пошли к сцене слушать Доницетти. Идти туда, толкаться, совершенно не хотелось. Да и как в таком скопище людей их найти? Я достал телефон и нажал номер Колюбакина. “Mi dispiace, il telefono del chiamante è disattivato o è fuori portata”, – ответил мне женский голос с интимной хрипотцой.

– «Дезактивато», понятно, – пробормотал я.

Тогда Лилу набрала Стригунова.

– Длинные гудки, – сообщила она. – Но не берет трубку, не слышит, наверное, из-за музыки. А, вот, взял! Павел Трофимович, алё! – Выслушав ответ, Глазова открыла рот. – Ничего не понимаю! Кто-то говорит по-итальянски! – Она включила громкую связь:

– Il proprietario del telefono è diventato male! – услышал я возбужденный мужской голос. – E' caduto e si trova incosciente! Sono un passante, ho cercato di aiutarlo! Da dove sta chiamando? Sei a Venezia?

– Кто вы? – растерянно спрашивала Ольга. – Почему у вас этот телефон? Вы говорите по-английски? Why… э-э-э… do you have this phone? Do you speak English? “No”? Послушайте!.. Блин, отключился. У Стригунова что, телефон украли в толпе?

– «Мале» – это «плохо», – соображал я, напряженно извлекая из своей памяти всё, что знал итальянского. – А перед «мале» было «телефоно». «Хозяину телефона стало плохо»? «Пассанте» – «прохожий». «Я прохожий»? «Сэй а Венеция?» – «Вы в Венеции?». Если Стригунову стало плохо, то, наверное, здесь, на Сан-Марко? А где Колюбакин?