Постепенно вырубались: первым Дима, потом Паша. Кася оставался один на один со своим маленьким миром, потихоньку выпуская изо рта ядовитый дым. Сквозь сон, тихо проникающий в сознание, Дима иногда видел мерцающие язычки костра и одинокую, как каменная индийская статуэтка, фигурку Каси. В ночной тиши слышались обрывки его фраз. Кася продолжал разговаривать с Андреем, в отблесках костра виделись его жесты рук, медленные и магические. Дима заворачивался глубже в одеяло и проваливался в бесконечный мрак. К середине ночи просыпался брат и бесцеремонно забирал одеяло с любого, оставив свое скомканным где-нибудь в ногах. Когда костер превращался в едва мерцающую точку, то неизвестно откуда появлялся уже не летний холодок и щипал свои жертвы холодными руками. Вокруг умирающего огня сновали мыши в поисках забытой корки хлеба, и все время пищали меж собой, совсем не боясь огромных гулливеров, которые шевелились и бормотали во сне. Лесные разбойницы ползали возле самых лиц, заглядывая в закрытые глазницы своими светящимися бусинками, и с любопытством шевелили черными носиками, утыканными тоненькими усиками. В темноте слышался шорох лесных зверей, в недоумении останавливающихся перед необъяснимым запахом, вызывающим легкую дрожь под шерстью. Все ждали, когда догорит последнее пламя. Но огонь упрям, и умирать не собирается. Его язычки облизывают очередную жертву, признаваясь ей в любви, и жертва медленно сдается. Она, как возлюбленная, полностью отдается во власть стихии и страстно и бесследно сгорает, давая рождение тысяче новым искоркам. Они разлетаются в разные стороны в поисках жертвы и предупреждают обитаемый мир: «Я жив, и я не дам в обиду тех, кто подарил мне сегодня жизнь и пищу».
Закопченный котелок мерно шипит с остатками чая на дне. Ему хорошо. Для него огонь – лучший друг. «Обижу», – шепчет огонь всему живому.
Среди всего этого ночного театра маленький человечек с перебитым носом, похожий на домового, смотрит, как танцует и корчится в предсмертных судорогах его детище. В полузакрытых глазах мерцают последние огоньки пламени, вымаливающие у хозяина еды.
«Ещё! Ещё! – увядающие язычки, как руки, тянутся к человеку, облизывая на последнем издыхании его ноги. – Ну, кинь в меня еще одну веточку, —слышится шепот в ночной тишине, – и я расскажу тебе самую красивую историю огня, без которого тебе не прожить и дня на этой земле. Слушай же и смотри!» – и огонь проглатывает свою очередную жертву.
Перед глазами маленького человека возникает картина давно минувшего времени. Он видит дома, людей, снующих повсюду, животные не находят себе места: огонь идет сплошной стеной, распевая всему живому и неживому свой победоносный гимн. Его руки необъятны и преисполнены любви к своим жертвам. Танец наполнен завораживающей и магической грации. Медленно мышеловка захлопывается. Чудовище смыкает свои объятия и, словно усыпляя свои жертвы, обволакивает молочной пеленой всё живое: дым заполняет всё вокруг, и только вода для него недоступна. Огромный вал огня уже близко. Преград нет на его пути. Жгучая боль пронизывает великанов-кедров, и они разрываются в предсмертных судорогах. Огонь беснуется, он в безумии. Куски живой плоти, заражённые пламенем словно осы, разносят неизлечимую заразу в скованную страхом пустоту леса. Огонь по-хозяйски берет то, что не может отстоять земля. Он готов разорваться в своем сатанинском обжорстве, и все сгорает в его бездонном чреве. Спичечными коробками вспыхивают дома. Люди в панике, им некуда деться, огонь гонит их. Они – мышки, и никуда им не спрятаться от огня: «Вы перекормили меня, и я благодарен вам за это. Вот вам моя плата», – слышится в треске голос. И пламя шипящими змеями тянется к людям, обнимая и лаская их тела своими языками. Люди в страхе принимают эту любовь и корчатся от блаженного удовольствия. У огня еще никогда не было такого пира.
Застывшая фигурка, похожая на Будду, вдруг оживает, вскакивает как ужаленная. Под ногами мерцает маленький, размером с монету, огонек и уже не просит пищи.
– А ты чего не спишь?
Дима ёжится в своей лёгкой курточке. – Может, дров подбросить? – отвечает он в тишине и оглядывается.
– Обойдется. Ему и так много досталось. Лучше укройся, от реки туман пойдёт. Возьми моё одеяло, а мне не холодно. Я привык. До утра еще не скоро. – Кася крепко зевает. Под ногами исчезают последние остатки костра. – Подавись!
В тишине слышится тихое шипение.
– Ты слышал? Как будто кто-то вздохнул.
– Кажись, да. – Кася оглядел спящих друзей. – Который раз убеждаюсь, что место это с причудами. – Бросив под себя кусок пожарного брезента, он улегся прямо на место, где только что мерцало пламя. – Так будет правильно.