Конопляный рай

Кася всегда просыпался раньше других. Пока все дрыхли после ночных кошмаров, он успевал умыть почерневшую от костра физиономию в холодной речке, напивался воды, и с головой уходил в заросли конопли, изредка выныривая, чтобы перевести дух от гнуса. Когда Кася работал, то со стороны был похож на огромную пчелу. Словно какое-то насекомое, он перебегал с места на место, на нюх определяя, где самый жирный куст конопли. Ладонями, способными растереть в муку любую крупу, Кася перетирал куст снизу доверху, собирая жирный смоляной налёт, тут же большим пальцем стирал с ладони смолу в комочек, который присоединялся к другим в большой «баш».

Свой рынок сбыта Кася всегда держал в секрете: товар много значил для Каси. По сути, он кормил и одевал его. Пока они жили в лесу, он успел собрать больше, чем два его товарища, вызывая неподдельную зависть и обиду у Пашки. Появлялся в лагере уже к обеду, голодный, водил носом словно волк, отыскивая глазами то, что можно было проглотить, и всегда был в хорошем настроении. Остап, в отличие от друга, Касе не завидовал, да и вообще не знал, что это такое. Пашка свое отставание переживал сильно, а на брата смотрел с обидой. Тот беззаботно слонялся по окрестностям, целый день проводил у реки, и до проблем товарищей ему не было никакого дела.

После своего визита соседи не беспокоили. Иногда казалось, что они заснули в анабиозе, как пчелы или медведь зимой. Дима иногда наведывался на их территорию. Санёк и Жека были на год младше, и сначала пытались взять верх при разговоре, но когда узнали, что Дима родом из Вяземского, а это было рядом с Бикином, то стали запросто общаться, словно знали друг друга сто лет. Оказалось, что Вяземский почитался больше чем Бикин, наверное, потому-то, что был ближе к Хабаровску, и поэтому большинство историй было Димкиных. Но сами ребята не молчали, часто перебивали друг друга, взахлёб рассказывая свои местные страшилки. Колёк и Таня в разговор не встревали, только ухмылялись и шушукались меж собой. Фасоль почти всегда спал, укутавшись в своё пальто, и мёрз, поскольку был очень худым, даже тощим. Его кости требовали тепла, так говорил Колёк.

Про Бикин ходило много разных историй, он, как и Вяземский, стоял рядом с Уссури, но на реку не пускали из-за пограничной зоны. Правда, в Бикине протекала и сама речка Бикин, не очень быстрая и немного мутноватая, но большая. Кто-то говаривал, что в некоторых местах её есть второе дно. Дима слышал про это, но считал, что так не бывает. Санёк рассказал, что по реке раньше тоже жили нанайцы, но потом их не стало. А ещё говорил о каких-то пещерах, к которым никто не может подойти, потому что рядом с ними разламывает от боли голову и человек начинает бояться. Ещё говорили, что на Уссури есть подземный город, и что туда даже кто-то спускался, но места эти гиблые, и пограничники всех оттуда прогоняют.

– А здесь тоже есть место, – докажи Жека.

– А то. Только я не пойду туда. Далеко. Ещё чего доброго на медведя нарвёшься.

– Медведь ерунда. Это просто зверь. Он человека боится. А вот болотный вор, это серьёзно, я в него верю, – напуская важность, встревает Колёк, не отрываясь от своего ножичка. Подбрасывая его высоко над головой, он ловко ловил его и перебрасывал из руки в руку, словно готовился к атаке, каким-то особым способом вращал между пальцами, что создавалось впечатление, будто нож привязан.

– Гон всё это! Нанайцы специально жути нагоняют, чтобы мы не шарились в их местах, – фальцетит Фасоль.

– А я бы сходил, – вороша костёр, пожимает плечами Колёк, – да не в чем. Чёбаты совсем развалились, а босиком, какой там. Без ног останешься. У тебя Диман какой размер кроссовок? Может, дашь поносить немного? Я ведь тоже на спортивную секцию ходил. Пока в школе учился. За город, между прочим, выступал. Второе место занял на стометровке.

– Колёк заголил одну штанину и напряг ногу. Все дружно присвистнули.

– Твоя нога больше. Растопчешь, потом ходить неудобно будет, немного растерявшись нашёлся Дима.

Колёк не глядя кивнул, понимая, что предложение глупое, особенно здесь, в тайге.

– Там по реке вверх нанайцы сидят, – промежду прочим сказал Колёк, выискивая в остатках костра запеченную картошку. Их выкатилось пять штук, на каждого по одной. Но одну, самую большую, Колёк разделил на две части. Дима почувствовал неловкость и поднялся, хотя вид дымящейся картошки вызывал слюнки во рту.

… – Братан, ты чего? Ты кончай обламывать, вежливого из себя корчить. У вас свои законы, у нас свои. Хабара хоть и считает, что в Комсомольске одни урки живут, но нам на это до задницы. Всё что есть поровну делим, понял?

Дима нехотя кивнул, и взял картошину. Своя у них давно кончилась, да и было её немного, и эта показалась лакомством после сухого рыбьего мяса и сухарей.

– А здорово к нанайцам сходить. Посмотреть их табор, – прервал неловкое молчание Дима, распечатывая горячую картошину.

– Не найдешь. Жека с Саньком ходили, ничего не увидели. А может не дошли. Те ведь прячутся. Они браконьеры. Икрянок потрошат, а рыбой медведя кормят.

Все рассмеялись, кроме Колька.