Конопляный рай

Вечером, при свете костра, он любил растянуться на сухой траве, пуская белые колечки в темноту. Он подолгу смотрел на огонь и рассказывал о своих приключениях. Половина его историй наверняка была вымыслом, частью чужих рассказов, и Кася иногда путал имена и названия. Но об этом мало кто задумывался.

Кася не первый раз посещал Бихан. За несколько визитов он успел создать что-то вроде штаб-квартиры. Надежно припрятанные кастрюльки, кружки и даже сковорода, отлитая еще при царе Горохе, говорили о том, что он прожил в этом месте не одну неделю. И округу знал не хуже тех нанайцев, призраки которых витали по ночам над поселком. Отсюда были и его долгие отлучки на слободке. Когда же он появлялся, весь заросший, трудно было признать в нем цивилизованного человека. Кася все время чего-то опасался, это замечали многие. Говорил он негромко. А смех его всегда был тонким и ехидным. Под его ногтями можно было ковыряться хоть целый день, залежи, как говорил сам Кася, – на целый косяк.

Остап при всех разговорах оставался больше в роли зрителя и только посмеивался. Спорил редко, но всегда первым начинал любое дело. Домашние заботы сделали его покладистым и ловким. Мать свою он любил и очень болезненно реагировал на ее очередной запой. Об отчиме никогда не говорил, словно его и не было. Забросив спорт, он связался с Касей, которого знал с яслей, и незаметно для себя втянулся в коноплю. Но домашнее хозяйство всегда оставалось его обязанностью. Дима не раз проходил мимо Андрюхиного дома и видел, как суетится тот в своем дворе. Беспородный кобель все время путался под ногами, а добрый Остап успевал и подразнить его, и помидоры подвязать, и перекинуться парой фраз с беззаботной пацанвой. К Димке он относился по-доброму и всегда переживал за его ссоры с братом, хорошо зная, что самая безобидная перепалка может перерасти в жестокую драку. Все, кто знал братьев, могли только поражаться тому, как два человека, совершенно разных и внешне, и по характеру, могли иметь одну мать.

С приходом вечера все собирались у костра. Кочегарил обычно Пашка. Соорудив у огня из огромной коряги что-то вроде кресла, он непрестанно следил за пламенем, постоянно подгребая угли в общую кучу, и всегда ругался, если кто-то из друзей, без его разрешения, бросал в костёр дрова. Он следил за чистотой в лагере, и во избежание пожара, всё кострище обложил обломками кирпича: это было и безопасно, и красиво. Из-за того, что над всем табором висела маскировка, костёр сильно не разжигали. Кася не любил сильный огонь, словно боялся, что на огонь может прийти кто-то незваный. Иногда, всё же, пламя разгоралось ярко, выхватывая из темноты лица друзей. Они были разными: Паша, всегда насупившись и не моргая, смотрел на огонь, у Андрея лицо всегда светилось улыбкой, в то время как Кася, занимаясь каким-нибудь делом, всегда что-то рассказывал, от чего лицо его постоянно менялось в характере, как у актёра. Дима во многом копировал брата, но его лицо всегда было замкнутым, от чего казалось, что он держит оборону.

Вечера проходили всегда одинаково. После еды забивали в скрученную козью ножку немного ботвы, перемешанной с табаком, и пускали по кругу. Попытки Каси приобщить Димку к зелью так и не увенчались успехом. Дурачась, Кася протягивал ему косяк и заливался тонким смехом, заражавшим всю компанию:

– Да сделай, Демьян, пару затяжек. Хоть узнаешь, что это такое. Ничего с тобой не будет. Зато кайф поймаешь. Увидишь кого-нибудь. Бывает, сидишь обкуренный, один, смотришь в темноту, и вдруг бац. Бикса голая перед глазами.

–Да ты гонишь старик, –встревает Пашка. – Бикса. Не врал бы.

–Кончай обламывать Пахан. Говорю тебе, баба голая. Я её спрашиваю, ты кто? А она мне – ласточка. Прикинь, у бабы вместо глаз пустота, а сама как будто гримом покрашена. Как человек-невидимка, которого увидели, когда дождь на него капал. Так и она. Жутко, но прикольно.

– Кончай, Кася, страх нагонять, – недовольно ворчал Остап, протягивая слова лениво через нос и путаясь в онемевшем языке.

– Ничего я не гоню. Ты чё, про человека-невидимку не читал? Уматный рассказ, там чувака ловили, за то, что он стал невидимым. Прикинь, пальто по улице бежит, а от него народ в разные стороны шарахается.

– Ну куда она потом делась?

– Кто?

– Ну, тёлка, ласточка.

– Улетела, – Кася тонко смеётся, передавая козью ножку по кругу.

– Сколько же ты выкурил тогда? Чтобы такие глюки поймать?

– Да ты Остап не врубаешься. Вокруг нас полно всякой дряни, мы просто не видим. Вон, у Пашка за спиной мужик стоит. В натуре говорю.

– Кончай дурру гнать! Я тебя убью сейчас, Касинский. Ты где мужика увидел? – ругается Пашка, но не поворачивается. Глаза его немного растерянные, и бегают в поисках подтверждения того, что Кася шутит.

– А ты повернись. Всё увидишь. Только штаны сними перед этим, а то от страха обделаешься.