Постепенно оправившись от шока, он вытянул ноги вперед и начал плугом взрыхлять каменистое дно. Наконец-то рыба ослабла и всплыла на поверхность. К этому времени и у него уже не оставалось никаких сил. Подтянув ближе крюк с добычей, он с трудом выполз на берег и огляделся. Здесь же, вместе с рыбой, на шнуре, зацепившись за иглы тройника, болталась его изорванная футболка. Просунув пальцы под жабры, он пропустил шнур через зубастую пасть и потащил ее за собой. Пройдя немного, он остановился, и оглядел свои босые ноги, вспомнив, что до этого был в кроссовках. Он огляделся по сторонам, и от обиды чуть не выбросил свою добычу в реку вместе с крюком. Другой обуви у него не было, и мысль, что теперь ему придётся всё время ходить босиком, повергла его в отчаянье. Каково было его удивление, когда вскоре он увидел один свой башмак, плывущий себе спокойно ему навстречу. Немного позже к нему послушно подплыл и его второй брат. В этот момент добыча уже ничего не значила; вернувшиеся из небытия кроссовки, приводившие в восторг и Касю и Остапа, куда больше радовали Димку, чем эта огромная кетина. Напялив обувь, он побрёл в сторону лагеря. На одном из перекатов, он почувствовал нестерпимый запах. Воняло тухлятиной. Совсем близко от воды валялось много дохлой горбуши. У многих были оторваны головы, по гниющим тушам ползали мухи, а вокруг царил смрад. Неприятное чувство, как метлой, погнало его с места кровавой расправы над бедной рыбой.
Идти обратно оказалось намного труднее, чем бежать туда. В начале охоты азарт заставлял его перелетать через упавшие деревья, прыгать с камня на камень, не замечая расстояния между ними, теперь всё это лежало на пути непреодолимой преградой. А тут еще рыба за спиной. Сжалившись над ней, он обхватил ее двумя руками, зацепив пальцами перемычку между жабер. Глаза рыбы ничего не выражали и были не от мира сего. Он вдруг сравнил рыбу с молекулой. Было что-то схожее в рыбе, бессознательное и послушное стихии, и в то же время совершенно непостижимое человеческим умом. Она, наверное, была еще жива, но глубокая рана, оставленная кошкой, была смертельной, из нее тоненькой ленточкой ещё сочилась кровь. «Хорошо, что у нее такие пустые глаза», – подумал Дима.
Самый большой восторг испытал брат. Увидев добычу, он орал во всю глотку, обхватив кетину обеими руками.
– Понял, Касинский, какой у меня брат! А ты только по кустам шныряешь, как бобер.
Кася оставался спокойным и даже равнодушным к улову.
– Гонца поймал. Крупный. Ты, я смотрю, и искупаться успел. – Кася присвистнул, увидев Димкину проплуженную спину.
– Это чё? Она тебя утащила, что ли? – Пашка выпучил глаза и стал душить рыбину, сделав суровое мстительное лицо. – Ты! На моего брата! Да я тебя порву!
– Кончай, Пашок, дурить. Брось ее, – посмеиваясь, попросил Кася. – Аппетит портишь.
Пока мальчишки слушали сбивчивый рассказ про орла и купание, Кася успел вспороть брюхо и отделить потроха от белой молоки. Молок оказалось так много, что они заполнили целую тарелку.
– Самое вкусное, – заявил гордо Кася, словно добыча с самого начала принадлежала ему.
– Сам жри кишки! – скривился Пашка.
– Дурак! Пожарить, знаешь, какая вкуснятина.
Димка смотрел на молоки с равнодушием, сама рыба уже не внушала прежнего восторга и вызывала в нём лишь чувство пустоты.
– Мясо кеты не очень вкусное, – продолжал комментировать Кася. – Разве что брюшко. А так – сухомятина. Засолить бы её, да времени не хватит просолиться. Но ты, Демьян, молодец. У самцов мясо вкуснее, чем у самочек. Не зря мы взяли тебя. С рыбой проблем не будет, только больше трёх в день не лови. Все равно пропадет. Разве что икрянок. А мясо – косолапому на обед.
Обваляв молоки в муке, Кася с любовью разложил их на сковороде, почти не оставив места приготовленным для жарёхи брюшкам. Каждый сам себе отрезал то, что хотел.
– А ты, Пахан, говорил, на неделю хватит. Эту рыбу я один на спор съем.
– Не гони! Не съешь.
– А давай! Даже спорить не буду.
– Пошел ты. Я сам жрать хочу, как собака. И тебя вместе с этой рыбой сожру, понял! – загоготал Пашка, весело оскалив свои крепкие, но уже безнадёжно жёлтые от никотина зубы: все знали его манеру вести мирную беседу. Кася с ехидной ухмылкой посмотрел на друга, зная, что тягаться с ним в ругани бессмысленно.
В приготовлении еды Кася был лидером и варил всегда сам и с большой страстью. По его словам, если не считать икры и молок, самым вкусным в рыбе были брюшки. Очистив рыбу от внутренностей, он ловко отрезал брюшки длинными полосками и немного присаливал, потом окунал в кипяток, и почти сразу вытаскивал и ел. Это было действительно вкусно, брюшки были жирными и сочными, в отличие от всего остального. Но на всех брюшек, конечно же, не хватало, поэтому после еды от рыбы почти ничего не оставалось. Сам Кася ел всегда много, как правило утром и вечером, набивая до отказа свое плотное брюхо.