Коньяк Наполеон

- Каким бы смешным тебе не казалось прилагательное светонос-ная, которое наш друг превратил ради меня в имя собственное, это его личное изобретение. Ты же, несмотря на всю твою талантливость, никогда не поднялся выше пошлого "darling". Еще одно доказательство того, как поверхностно твое ко мне отношение.

- Мое отношение к тебе так же поверхностно, как и твое ко мне. Не ты ли всегда злилась и фыркала, если я проявлял слишком, по твоему мнению, усиленное внимание к твоей жизни. Ты никогда не ответишь на вопросы: "Где ты была?" или "Что ты делала?", если тебя

спрашивать. Если не спрашивать, ты расскажешь сама и будешь очень обижена, если тебя не слушать достаточно внимательно. Все, что тебе нужно от меня и других - пристальное внимание к твоей особе. Вызвав внимание, ты равнодушно отворачиваешься.

- Неправда, - Она надулась. Носик ее, на одном из крыльев которого, весной, я знаю это, выступают несколько смешных веснушек, сморщился. Если бы у нее не было пизды, подумал я, она была бы отличнейшим существом, хорошим другом и товарищем. - Ты мне очень близок. Я слежу за твоими успехами, как за своими собственными. Я знаю, что ты будешь очень большим писателем.

- Твои слова бы да Богу в уши, - заметил я. Оглядел бар, приподнявшись на стуле, с которого чуть съехал под влиянием виски. "Большим писателем"? Буду. Но что тогда изменится. Будет ли эта девочка за соседним столом, выставившая мне напоказ очень хорошую ногу в черном чулке, смотреть на меня иначе, чем она смотрит сейчас? Будет ли более доступна?

"Светоносная" взглядом знатока ощупала фигуру рыжей красотки за соседним столом. Рослая, светло-рыжая девочка с простоватым лицом и вульгарными большими губами была, вероятнее всего, немка или голландка.

- Ничего... - нехотя согласилась "Светоносная". - Кожа не очень хорошая. Когда ты станешь большим писателем, ты будешь неот-разим. Я только советую тебе еще более развить в себе цинизм.

- Буду стараться, - пообещал я и развеселился.

- Я позвонил в "Распутин", - вернувшийся Давид курил сигару. - Нас ждут... Поехали с нами, мой молодой коллега?

- Давид, вы прелесть! - "Светоносная" привстала и поцеловала Давида в аккуратную седую бородку.

- Спасибо за приглашение, но не могу. Меня ждут... - соврал я, чтобы одновременно позлить "Светоносную" и избавиться от этно-графического веселья знаменитого ночного клуба в стиле a la Russe. Да и Давид, как мне показалось, недостаточно активно меня пригласил. Разумеется, ему хочется остаться с ней.

- Свидание? В два часа ночи? - "Светоносная" недоверчиво загля-нула мне в глаза. Я встал. Поцеловал в душистую щеку "Светоносную", царапнувшись бровью о твердый край ее шляпы. - Ебаться идешь? - прошипела она насмешливо. Потом я пожал руку Давиду.

- Я все понял, и я сделаю все от меня зависящее, - сказал я.

Его рука ответила мне, дружески крепко сжав мою руку: "Спаси6о". И я побежал по выкрашенным черной краской деревянным ступеням вверх из piano-подвала, оставив позади табачный дым, уютный запах алкоголя, swing и надтреснутый голос певца.

На следующий день в BHV я купил-таки замок с двумя бронзо-выми язычками, ухлопав на него полторы сотни фравков, обычно мне хватало этих денег на неделю питания. Я обещал старику. Вернувшись, я собрался было снять с двери старый замок и привинтить новый, как вдруг обнаружил, что у меня нет отвертки. Ох, бля! - выругался я и хотел опять идти в BHV. В этот момент раздался телефонный звонок. Звонили с той стороны Атлантики. По моей просьбе, мне организо-вали лекции в нескольких университетах. И, оказывается, даже уже выслали билет. Я бросил в синюю спортивную сумку пару десятков предметов, абсолютно необходимых путнику в путешествии, и покинул свою студию. Новый замок остался лежать на столе, распако-ванный, бронзовый и масляный.

Вернулся я в Париж в самом конце ноября. Среди множества писем в почтовом ящике обнаружил я и несколько экзотических открыток от "Светоносной", отправленных ею из Сингапура, Бангкока и почему-то Гватемалы. Ничего связного. В основном восклицатель-ные знаки восторга от пребывания в местах отдаленных и горячих. Открытки заставили меня улыбнуться.

В студии было скучно и пыльно. За несколько месяцев пыль успела густо покрыть и масляные части моего нового замка. Я сгреб его со стола и вместе с бумагами сунул в один из старых шкафов, которыми в изобилии снабжена меблированная студия. Мне было не до замка. Я уселся на садовый, более приличествующий Люксембургскому саду, железный стул - полдюжины их наполняет студию - и позвонил в издательство. Слава Богу, с книгой, - бриллиантом моей души все было в порядке. Она должна была выйти в срок. Я стал вытирать пыль.