Конфуций

В самом деле! Придите в какой-нибудь магазин и начните рассуждать о честности и неподкупности, и вас выгонят из него через час!

И захочет ли человек, изучивший древнюю поэзию, музыку и искусства после этого сажать рис по колена в воде, тоже еще вопрос!

Конечно, это противоречие. Но не смертельное. И если учесть, что вся жизнь простых смертных состоит из противоречий, то и на это противоречие надо смотреть диалектически.

Возможно, что окончательно разрешить его так никогда и не удастся, а вот сгладить и свести к минимуму, наверное, все же можно.

Да и не так много для этого, по большому счету, надо. Хорошая семья и школа. То есть, то самое, за что так и ратовал Конфуций. Хотя это и не так мало…

Конечно, очень многие в Лу удивлялись тому, что столь талантливый и уже показавший себя на службе человек оказался не у дел.

Однако сам Конфуций ничуть не смущался, оставаясь убежденным в том, что благородство души никогда не бывает напрасным.

Когда ученики в очередной раз восхищались его потрясавшей всех эрудицией, Конфуций только усмехался.

— Я, — с несрываемой иронией пояснял он, — никогда не состоял на службе, и у меня было предостаточно времени для учебы!

После смерти Чжао-гуна в городке неподалеку от границы Ци долгому междуцарствию пришел конец, и на престол взошел младший брат умершего правителя Дин-гун.

Конфуцию тогда должно было быть около сорока лет. Позже, вспоминая прошлое, он говорил:

— В сорок у меня не осталось сомнений…

Опыт, полученный в путешествии за пределы Лу, расширил его кругозор, и теперь он был в состоянии выработать собственную независимую позицию, будучи твердо уверен в своих способностях и зная о своих слабостях.

Эта фраза говорит о многом, и, в первую очередь о том, что сам Конфуций далеко не сразу стал тем великим Конфуцием, каким он известен нам.

Размышляя на склоне лет о пройденном пути, он скажет:

— В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать я обрел самостоятельность. В сорок я освободился от сомнений. В пятьдесят лет я познал Волю Неба. В шестьдесят научился отличать правду от неправды. В семьдесят лет я стал следовать желаниям моего сердца и не нарушал ритуала…

Конечно, мы не можем с точностью говорить о том, что именно имел Конфуций под каждым периодом, но поразмышлять можем.

Какие мог иметь Конфуций сомнения? Да по сути дела только одни: правильным ли был его выбор, правильно ли он себя вел с учениками и не сражался ли он все эти годы до сорока лет с ветряными мельницами?

Как видно из его высказывания, он сделал правильный выбор и боролся за настоящего человека.

Да, он и при жизни и после многим казался утопистом, фантазером и совершенно оторванным от жизни ученым.

Все так! Но как же тогда объяснить то, что пусть со временем и изменное, но именно учение этого самого утописта и фантазера господствовало на протяжении двух с лишним тысяч лет в Китае и Юго-Восточной Азии?

Впрочем, и не надо ничего объяснять. Если зведы зажигают, значит, этому кому-то надо…

После возвращения Конфуция в Лу, в школе Конфуция оказалось достаточное количество учеников, привлеченных его познаниями и нравственностью.

Были среди них и дети высокопоставленных чиновников. Еще за десять лет до этого один из представителей Трех семей, находясь при смерти, велел старшему в роде отправить его сыновей Мэн Ицзы и Наньгун Цзиншу учиться ритуалу у Конфуция. И вот теперь они, по всей вероятности, пришли к нему.

Добродетель не останется в одиночестве. У нее обязательно найдутся соседи

Хорош не тот, кто никогда не падает, а тот, кто всегда поднимается

Признаваться в своих недостатках, когда нас упрекают в них, — это скромность, открывать их своим друзьям — простодушие, выставлять же их перед всеми — гордость

С учетом возраста главных учеников, приведенного в «Исторических записках», старшему ученику Конфуция, Цзы Лу, было тридцать пять лет, Минь-цзы — двадцать девять, Жань Боню — двадцать семь, а Ю Жо — двадцать один.

Надо полагать, что именно они и сформировали после возвращения Конфуция из Ци своеобразную академическую группу при его школе.

Как и раньше, Конфуций ничего не навязывал ученикам и лишь намекал на принцип решения проблемы. самостоятельная разработка недостающих деталей ответа.

Он не обсуждал поставленную проблему в подробностях и не приветствовал возвращение для дальнейшего обучения учеников, проявивших полную беспомощность даже после его намеков.

Он учил не знаниям и искусствам, а безыскусной жизненной мудрости: умению жить в согласии со всеми, оставаясь самим собой.

Его правда виделась ему настолько простой и очевидной, что было бы совершенно излишним, да и невозможным разъяснять ее.

Конфуций не вдумывал никакой собственной истины, он следовал тому, что было установлено прежде: он «передавал, а не сочинял».