Конфуций

Когда некоторые сановники интересовались, чтобы он сделал бы первым делом, если бы его назначили в правительство, Конфуций отвечал:

— Прежде всего, я бы убедился в том, что все названия правильны.

— Разве это не глупо?

— Нет, — покачал головой Конфуций, — не глупо! Если названия неправильны, то слово не достигает своей цели. Если же слово не достигает цели, то ничего нельзя сделать правильно. Если ничего нельзя сделать правильно, то ритуалы приходят в беспорядок, музыка становится нестройной, а наказания больше не соответствуют преступлению. Когда наказание больше не соответствует преступлению, никто не знает, на каком свете он находится. Следовательно, если кто-то что-то задумал, то он должен понятно объяснить задуманное. А когда кто-то что-то прикажет, то должен быть тот, кто это выполнит. Там, где людей связывает язык, огромное значение имеет точность. Не должно оставаться ничего, что могло бы породить неправильное толкование…

Порою Конфуций, сам не замечая того, занимал весьма противоречивую позицию. Мы помним, с каким, если и не презрением, то с пренебрежением он относился к приобретению тех или иных профессиональных навыков, полагая, что они только мешают благородному мужу постагить истину.

Месть, это обоюдное лезвие меча — когда ты уничтожаешь врага, ты уничтожаешь свою душу

Побороть дурные привычки легче сегодня, чем завтра

Народ можно принудить к послушанию, но его нельзя принудить к знанию

В жизни все выглядело не совсем так, поскольку ровно было, как известно, только на бумаге. И случалось так, что иронизировавший над практическими знаниями Конфуций подчеркивал их превосходство над образованностью.

Как-то Конфуция посетил высокопоставленный чиновник по имени Фань-Чи и принялся расспрашивать Учителя о практике сельского хозяйства.

К разочарованию чиновника, Конфуций был краток.

— Опытный крестьянин, — сказал он, — расскажет вам об этом лучше меня…

Когда Фань-Чи ушел, Конфуций воскликнул:

— Какой же он все-таки невежественный, это Фан-Чи! Когда правители соблюдают ритуалы, никто из обычных людей не смеет быть непочтительным. Когда они вершат правосудие, никто не смеет ослушаться. Когда они требуют почитания, никто не смеет быть неискренним. Когда они выполняют эти действия, люди стекаются со всей страны с детьми, привязанными к спинам. Так какой же смысл рассуждать тут о выращивании семян?

В другой раз он сказал ученикам:

— Представьте себе человека, который может наизусть продекламировать все три сотни поэм из традиционной Книги Песен. Вы дадите ему ответственный пост, но на нем он окажется некомпетентным. Вы пошлете его за границу с дипломатической миссией, но он докажет свою неспособность проявить инициативу. Что пользы от этих поэм, независимо от того, сколько их он выучил наизусть?

Кому-то подобные издержки могут показаться слабостью Учителя. На самом деле это не так. Во-первых, совершенных и не ошибающихся людей не существует, и Конфуций не является в этом ряду исключением.

И как не все то золото, что блестит, так и не все то, что говорил Конфуций, бесспорно. У него достаточно банальных истин.

Правда, банальными они кажутся только на наш взгляд, взгляд людей, ждивущих через две с половиной тысячи лет. Какими они выглядели в те древние времена, мы судить не можем.

Но точно так же, как гениальный художник не может в своих произведениях лгать, поскольку настоящее творчество идет из подсознания, так и Конфуций не мог не видеть того, что без ремесленников, садовников, крестьян и рабочих жизнь просто-напросто прекратилась бы. Именно поэтому он и говорил то, что говорил.

Что же касается специальных знаний…

Если называть вещи своими именами, то Конфуций был сторонником так называемого «просвещенного дилетантизма».

Он совершенно, надо заметить, справедливо считал, что всякое профессиональное знание и навык разрушают духовную цельность личности. И именно поэтому техническая специализация рано или поздно вступает в противоречия с добродетелью.

Пройдет почти двадцать пять веков, и Освальд Шпенглер убедительно докажет правоту Конфуция в своей знаменитой работе «Закат Европы».

Понимал Конфуций и еще одно. Чтобы там не говорили, но кабинетные ученые, оторванные от жизни и производства, весьма отличались от тех, кто находился в самой гуще событий.

У автора этой книги есть хороший приятель, доктор экономических наук, который ни одного дня не работал на производстве. И ему, начитавшемуся неизвестной природе науки под названием «Политэкономия социализма» и по сей день кажется, что на любом производстве царил образцовый порядок без авралов, прогулов и штурмовщины.

И если учить благородного мужа непосредственно на производстве, где люди очень быстро становятся циниками, то вряд ли рассуждения Конфуция о благородстве и человечности кого-нибудь по-настоящему заинтересовали бы.