Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Вы даже не представляете, как только что воодушевили меня. Теперь никогда я не допущу ни одной мысли о том, что все сотворенное нами было напрасным… но не слушайте меня, продолжайте, продолжайте.

- Да вообще, - я немного растерялась от его внезапно открывшихся душевных порывов, - сейчас почти везде республики. В Европе точно. А если и есть монархии, то они… ограниченные. Конституционные, вот. И короли реальной власти не имеют, как в Англии, например.

На лице Робеспьера расцвела улыбка.

- Потрясающе. Я даже, признаюсь, завидую вам немного… Вам выпало великое счастье жить в таком мире, где все давно забыли о насилии, угнетении и несправедливости.

Не знаю, где он понабрался таких мыслей, но разочаровывать его мне было почти жалко. Все равно что демонстрировать ребенку, что яркая обертка из-под подарка - пустая или, того хуже, наполнена чем-то отвратительным, например, комом червей.

- Ну, с этим вы погорячились, - тихо сказала я, на всякий случай отставляя подальше от нас наполненный кипятком чайник. - Если в стране республика, это не значит, что там нет угнетения.

Он озадаченно поморгал. Кажется, моя последняя фраза не укладывалась у него в голове, как он ни пытался.

- Что вы имеете в виду? - наконец спросил он, сдаваясь.

- Ну, - кровожадно протянула я, - в нашем мире было много республиканских режимов, которые творили такие зверства, о каких монархи и не мечтали…

Не знаю, зачем я начала ему все это в красках описывать. Наверное, стоило пощадить беднягу - ему-то не втемяшивали с самого детства под разными соусами, что Гитлер посжигал кучу евреев в газовых камерах, Сталин посадил полстраны в лагеря, а точку в самой масштабной войне столетия поставили атомные бомбы, за считанные секунды испепелившие целые города. Все это было для меня жутким, конечно же, но вся жуть от привычки и многократного повторения будто стерлась, и я перестала воспринимать все эти бойни, убийства, резни как нечто из ряда вон выходящее - в конце концов, по телевизору подобное регулярно показывают, причем в режиме реального времени, а не покрытой пылью хроники. А вот для Робеспьера, выросшего в мире, где о подобном не могли даже думать, мой рассказ стал ударом. Судя по выражению лица моего собеседника, он раза два хотел лишиться чувств, и еще несколько - избавиться от съеденного перед нашим разговором ужина.

- Но я не могу понять, - слабым голосом сказал он, стоило мне сделать небольшую паузу, чтобы глотнуть чаю, - зачем?

- Что именно? - осведомилась я, почти наслаждаясь его потерянным видом.

- Все эти массовые аресты, пытки, казни, - Робеспьера отчетливо передернуло, - что было целью этих правителей, когда они это все устраивали?

- Вообще, все по-разному объясняют. Но в основном, думаю, они преследовали две цели, - с видом знатока произнесла я, осушая чашку. - Во-первых, если у власти проблемы, то ей легче свалить их на каких-то определенных людей… богатых, или евреев, или агентов иностранных разведок… и бороться с ними, чтобы показать, сколько усилий прикладывается для решений этих проблем.

- А вторая цель?

- Запугать, - пожала плечами я. - Если общество живет в страхе, им легче управлять. Если все живут в постоянном напряжении, доносят друг на друга, следят или думают, что за ними следят, то их легче направить в нужном направлении. Это давно известно. Есть только одно “но”…

- Какое?

Вот где пригодилась моя честно заслуженная “хор” по политологии. В тот момент я чувствовала себя настоящим знатоком и, не упуская случая блеснуть своей эрудицией, совершенно не задумывалась о том, какие последствия могут иметь мои неосторожные слова.

- Не переборщить. Идея должна уравновешивать страх, иначе… - тут я провела ребром ладони себе по горлу, и Робеспьер, побледнев еще больше, если такое было вообще возможно, отшатнулся от меня:

- Хватит. Прекратите это, Натали.

- Вы сами спросили, - невинно улыбнулась я и поморгала. Он промокнул платком лоб, и я заметила, что руки у него трясутся.

- Я уже жалею об этом.

- Ну, - я отставила чашку в сторону и поднялась, - мы же договаривались, что я не буду врать вам.

Он проводил меня тяжелым взглядом, но не попытался остановить. А я, замерев на секунду у порога, еле удержалась от того, чтобы не пожелать ему искренним тоном приятно и спокойно уснуть.

Зато мой рассказ принес свои плоды - больше Максимилиан о будущем меня не спрашивал. Кажется, даже такая возможность вызывала у него приступ слепого ужаса.

 

Посетить Конвент мне удалось не сразу - меня свалила жестокая акклиматизация, и несколько дней я лежала полумертвая, выбираясь из комнаты лишь для того, чтобы с усилием запихнуть что-то в желудок. Пару раз я даже всерьез испугалась, что ослабею вконец и умру, благо медицина тут находится в состоянии, близком к зачаточному, но случилось прямо противоположное: проснувшись как-то раз, я обнаружила, что болезнь отступила, а я бодра, полна сил и готова идти хоть сейчас на край света.

Нора изрядно обрадовалась, когда я спустилась в кухню и обычным своим голосом попросила кофе.

- Тебе лучше?

- Как будто ничего не было, - заверила ее я.