Конец партии: Воспламенение (СИ)

Как ни странно, он даже не удивился, и принялся словоохотливо объяснять. Как раз тут же принесли пунш, и под него разговор завязался только оживленнее, причем я сделала для себя несколько потрясающих открытий: короля казнили не сразу после взятия Бастилии, а всего пару месяцев назад; королева все еще жива и помирать вроде пока не собирается; ни о каком терроре тут даже не слышали, а когда я произнесла слово “диктатура”, Огюстен вытаращил на меня глаза:

- Какая диктатура?

- Э… ну… - не говорить же было “якобинская”! Это только запутало бы меня еще больше.

- Не знаю, кто тебе это сказал, - нахмурился Огюстен, - но ты выброси это из головы.

- Ладно, ладно, - я попыталась сгладить неловкий момент, но у моего спутника, что называется, бомбануло:

- У нас свободная республика, не веришь - сходи в Конвент и посмотри…

Я уже уяснила, что Конвентом у них называют парламент (а заодно - что большинство в этом парламенте сейчас принадлежит отнюдь не Робеспьеру и его компании, а их политическим противникам), и поэтому удивилась:

- Разве можно просто так прийти на заседание? Я же не депутат.

- Конечно, можно, - отозвался Огюстен, размешивая ложечкой остатки пунша. - На верхних рядах всегда не протолкнешься…

“А действительно, не сходить ли”, - мелькнуло у меня в голове. Конечно, первостепенной задачей для меня оставалось возвращение домой, но я уже представляла себе, как буду рассказывать о своем невероятном приключении Андрею, и он, всегдашний фанат всей этой революции, спросит: “Ну ты хоть в Конвент ходила?”. И что я ему на это скажу? Побывать в революционном Париже и не посетить Конвент - это все равно что приехать в Париж современный и обделить вниманием Лувр или Эйфелеву башню, как подсказывала мне интуиция.

- О чем задумалась? - кажется, Огюстен решил перевести беседу с политики на более легкомысленную тему.

- Да так, ни о чем, - откликнулась я. - Слушай, а далеко отсюда до Латинского квартала?

- Не очень. А что тебе надо в Латинском квартале?

Вопрос был задан совершенно невинным тоном, но я отчего-то решила не отвечать на него правдиво. Кто знает, может, именно с ним связаны те приглушенные наставления, которые Робеспьер-старший давал брату перед нашим уходом.

- Ничего, - я состроила глуповатую улыбку. - Может, можно и там как-нибудь погулять.

- Если хочешь. Только одна туда не ходи, - вдруг попросил Огюстен, и я только сильнее насторожилась. Нет, тут определенно что-то не так.

- Почему?

- Просто это не лучшее место, чтобы девушка гуляла там одна, - ответил мой спутник с улыбкой, и в его выражении не было ничего такого, что бы могло заставить меня ему не поверить. Мои всколыхнувшиеся подозрения с трудом, но улеглись, и мы с Огюстеном мирно допили пунш и вышли на улицу.

 

- Как вам прогулка, Натали?

Я снова сидела на стуле в кабинете Робеспьера, снова гадала, что его хозяину могло от меня понадобиться, и снова между делом прихлебывала принесенный Норой чай. Максимилиан, конечно, начал с ничего не значащего вопроса, и я так же ничего не значаще на него ответила:

- Мне все это кажется очень странным. Париж сейчас выглядит совсем не так, как я привыкла.

- А как вы привыкли? - тут же спросил он, и я поняла, что ради этого он и затевал новую беседу. - Расскажите мне. Или вы думали, что я смогу удержаться от того, чтобы расспросить вас во всех подробностях?

Этого разговора я ожидала еще вчера, и боялась его едва ли не больше, чем всего остального, нарисованного моим воображением. Когда-то мне доводилось читать про то, что даже самое маленькое изменение в прошлом может привести к необратимой катастрофе в будущем. Может, я сейчас скажу лишнее слово, и мой родной мир тут же окажется выжженым дотла? Хотя с другой стороны я не видела ничего смертельного в том, что Робеспьер узнает, как будет выглядеть Париж двести лет спустя.

- Вы как будто боитесь чего-то, - от него, конечно, не укрылось мое смятение. - Если вы мне расскажете, это будет вам как-то угрожать?

- Я даже не знаю, - честно ответила я. - Хотя мне кажется, что ничего такого в этом нет… Это же будет двести двадцать лет спустя, вряд ли в этом есть опасность.

- Двести двадцать лет? - почти с восхищением переспросил он. - Натали, не мучайте меня, расскажите хоть что-нибудь самое незначительное.

На его бело-мраморном лице неожиданно прорезалось живое выражение заинтересованности, как у ребенка, разворачивающего обертку новогоднего подарка. И это меня настолько изумило, что я вздрогнула и, себя почти не контролируя, заговорила:

- Ну, во Франции сейчас, - я имею в виду, в моем времени, но буду говорить “сейчас”, ладно? - республика…

- Неужели? - переспросил он с таким восторгом, что я испуганно примолкла, подумав, будто мой собеседник сейчас в обморок грохнется от переизбытка чувств. - Повторите, Натали.

- Во Франции республика, - внимательно наблюдая за его реакцией, произнесла я. - Страной управляет президент, есть парламент и конституция…

Робеспьер прикрыл глаза с видом человека, который только что выиграл в лотерее какую-то немыслимую сумму: