— Садитесь. Подполковник ваш колебался, на ком остановить свой выбор — на вас или на Коваленко, а потом согласился со мной, что ваша кандидатура к этой роли подходит больше. Вы уже дважды были в тылу врага со специальными заданиями, изучили обстановку, знаете порядки, там установленные, повадки оккупантов. Вам не придется придумывать и фантазировать. Все картины, эпизоды, события запечатлены у вас вот здесь, — он похлопал себя по лбу, — в ваших собственных негативах. О Саврасове мы знаем очень мало, а узнавать больше не располагаем временем, да и нельзя с ним долго возиться. Опасно и ничем не оправдано. — Полковник смолк и посмотрел на меня, улыбаясь одними глазами. — А вам это поручение по душе?
Не скрывая своей радости, я ответил коротко, что ждал такого поручения.
— Профессию разведчика вы, кажется, приобрели там? — Полковник кивнул головой куда-то в сторону, но я понял, что он имел в виду.
— Так точно. Я партизан-разведчик.
— Знаю. А кем вы были до войны?
Я ответил, что больше всего находился на пропагандистской работе.
— А в кадрах армии служили?
Я рассказал, что отбыл срочную службу, был два года на сверхсрочной, потом учился на курсах и, наконец, воевал с белофиннами.
— Вот мы и решили с подполковником, что вам с Саврасовым беседовать будет легче и удобнее, чем кому-либо другому. Есть у нас еще соображения. Неизвестно, во что выльется и чем окончится эта встреча. Так, что ли, подполковник? — Он повернулся в сторону Фирсанова.
Тот утвердительно закивал головой.
— Но все должно пройти без сучка, без задоринки. Мы имеем дело с врагом необычным. Пароль, — он взял со стола разрезанную фотокарточку, — знаком мне до войны. Это женское лицо должно выглядеть так. — Полковник достал из кармана гимнастерки записную книжку, вынул из нее фотографию и показал нам. — Здесь лицо цело, но склеено из двух частей. — Он подал снимок Фирсанову. — Врага я никогда не считаю глупым, но эта штучка, — он бросил половинку фотографии на стол, — говорит не в его пользу. Старо и неумно. Это избитый, истасканный вещественный пароль. Но я хочу сказать о другом, о главном. — Полковник сощурил глаза и застучал пальцами по столу. — Я хочу сказать, что вы, в свою очередь, должны провести операцию на «отлично». Не будем гадать, с кем еще и где придется вам встретиться после свидания с Саврасовым, но предвидеть кое-что надо. Чувствуйте себя в разговоре с ним посмелее, поставьте дело так, что вы не просто связной, а доверенное лицо Гюберта с полномочиями. Постарайтесь выудить из него все, что можно, и возьмите все, что он сочтет нужным передать Гюберту.
…На рассвете, перед отъездом на аэродром, меня вновь вызвали к Решетову и Фирсанову. Оказывается, Брызгалов при вторичной беседе с полковником сознался, что, помимо вещественного пароля к Саврасову, он имел еще пароль и устный. Он должен был сказать: «Привет от Виталия Лазаревича», а Саврасов ответить: «Я его видел в феврале сорок первого года».
— Поняли? — спросил Решетов.
Я ответил утвердительно.
— Отправляйтесь. Доброго пути, желаем успеха!
Самолет шел на высоте тысячи ста метров.
Под крылом медленно плыли перистые облака, а в просветах виднелась земля: то деревушки, то железнодорожные станции, то синяя река.
Сквозь бесконечную голубоватую дымку горизонта вырисовывался зубчатый гребень черных гор, а под ним обозначались контуры большого города. Над северной частью его неподвижно висело густое облако, образовавшееся от дыма заводских труб. Оно не уменьшалось и не увеличивалось, составляя как бы неотъемлемую часть городского пейзажа. А вот и сам город, перепутанный паутиной дорог. На его широких, ровных улицах не было видно зелени. Крупные строения группировались в северной части.
Сделав два круга над самым центром города, самолет направился к аэродрому. Приземлившись, он задержался всего на несколько минут, чтобы высадить пассажиров, а потом снова поднялся в воздух.
Меня встретили два товарища и сразу же сообщили, что Саврасова в городе нет. Его ждут с минуты на минуту. Он должен прибыть почтовым поездом и остановиться в гостинице. Они предупредили, что забронированный для меня номер расположен против номера, который займет Саврасов.
Через десять минут машина доставила меня в гостиницу.
Прежде всего надо было привести себя в порядок: побриться и переодеться. Мне хотелось предстать перед Саврасовым в самом лучшем виде и произвести впечатление располагающего временем и деньгами человека, посланного с ответственным поручением.
Взялся за бритву. Из зеркала на меня глянуло коричневое от ветра и солнца лицо. Не понравился мне и штатский костюм, в который я принарядился, — он не шел мне, и чувствовал я себя в нем неловко.
Бритье и туалет у человека военного отнимают мало времени: через полчаса я был готов. «Надо пройтись по городу, — решил я, — привыкнуть к новому костюму, почувствовать себя штатским человеком».