Было пять часов дня. Длинные синие тени падали на мостовую. Чуть уловимый предвечерний ветерок приятно освежал лицо. Улицы, заполненные людьми и мчащимися машинами, напоминали столичные проспекты. Видимо, война сильно оживила город, перекинув сюда крупные предприятия и десятки тысяч людей. Я шел неторопливо, разглядывая дома, вывески, витрины магазинов. Час, проведенный на улице, освежил меня. Я хорошо обдумал предстоящую встречу с Саврасовым, учел детали, которые могли возникнуть в разговоре с ним. Главное — спокойный тон, никаких признаков волнения.
А я немного волновался уже сейчас, до встречи. Надо взять себя в руки…
Быстро поворачиваюсь и направляюсь назад в гостиницу. Иду твердо, размеренным шагом.
На углу, около самой гостиницы, выпиваю в павильоне стакан холодной газированной воды. Смело поднимаюсь на второй этаж. Прохожу мимо номера Саврасова. Он закрыт. Значит, хозяина еще нет. Захожу в свой номер, снимаю шляпу, сажусь, жду.
Проходит несколько минут, и вот в конце коридора раздаются шаги. Они приближаются и замирают у комнаты напротив. Гремит ключ, хлопает дверь. Догадываюсь: это Саврасов вошел в свой номер.
Через минуту еще чьи-то шаги в коридоре, торопливые. Затем звон посуды. Вероятно, принесли Саврасову обед из ресторана. Официантка задержалась в комнате постояльца недолго. Вышла, осторожно притворила за собой дверь и почти неслышно исчезла.
Теперь, кажется, ждать больше нечего. Я открыл дверь, пересек узкий коридор и без стука вошел в номер Саврасова.
Это была почти такая же, как и моя, разве только немного длиннее, комната, с двумя окнами, выходящими во двор. На столе стояли обед и графин с водкой. На мягком диване с папиросой и журналом «Огонек» в руках сидел Саврасов. Сквозь большие очки в роговой оправе на меня смотрели немного удивленно темные, с припухшими веками глаза. Лицо неподвижное, тяжелое, с паутиной морщин; гладкая прическа на пробор.
— Вы к кому? — спросил Саврасов, не меняя позы и лишь прищурив тяжелые веки.
— Если вы Саврасов, то я к вам.
— Чем могу быть полезен?
— Я с приветом от Виталия Лазаревича, — произнес я, не сводя с него глаз.
Саврасов немного побледнел, снисходительно кивнул головой и быстро встал. Просиженный диван издал какой-то грустный звук, похожий на вздох облегчения.
— Говорите тише! — Саврасов подошел к двери и резко повернул ключ.
У Саврасова была тяжелая походка: под ногами скрипели половицы.
Меня слегка покоробило от его повелительного тона, но я сдержал себя и сказал вторично:
— Привет от Виталия Лазаревича.
Саврасов нахмурился, смерил меня долгим взглядом, который я спокойно выдержал.
— Я его видел в феврале сорок первого года. — Он встал против меня, широко расставив ноги. — Значит, вы от доктора? — Тон был по-прежнему повелительный.
— Это не так важно, от кого я. Когда надо будет, сам об этом скажу, — ответил я. — Чорт вас занес в такую даль, я еле добрался сюда. Садитесь, и будем говорить о деле. — Я постарался при этом взглянуть на него так, что мои глаза сразу как бы определили дистанцию между нами, и, кажется, Саврасов это понял.
Он молча водворился на диван, который опять издал грустный вздох, а я, придвинув стул, сел напротив.
— Так, так… — немного растерянно проговорил Саврасов. — Ну-с? — И он с видимым сожалением посмотрел на остывающий обед.
— Я с той стороны. Это вам ясно?
— Не совсем, — сказал Саврасов.
— Почему?
— Если вы оттуда, то должны показать мне… — Он замолк, видя, что я полез в карман.
Насколько мог неторопливо и спокойно, я вынул карманное зеркальце, вделанное в замшевый чехольчик, извлек из него половину фотокарточки женского лица и показал Саврасову.
— Теперь мне ясно, — сказал он, всмотревшись внимательно в разрезанный снимок, и зажег папиросу.
— Зато мне теперь неясно, — проговорил я.
Кислая улыбка тронула губы Саврасова. Он молча достал из кармана записную книжку, перетянутую резинкой, и вынул вторую половинку женского лица. Я взял ее, положил на свое колено и присоединил свою половинку. Они сошлись.
Саврасов вздохнул, ослабил галстук и расстегнул воротник сорочки.
— Вы от доктора или от Габиша? — спросил он, теперь уже менее надменно.
— Я от Гюберта, — твердо сказал я и постарался запечатлеть в памяти два новых имени: доктор и Габиш.
— Гюберт… Гюберт… — вспоминал что-то Саврасов. — Это не племянник Габиша? Вы имени его не знаете?
— Не посвящен в эти подробности, — сухо ответил я.
— Но это не так важно, — заметил Саврасов. — Важно, что оттуда…
Оплошность Саврасова, упомянувшего имя какого-то Габиша и доктора, позволила мне допустить известный риск. Обычно я придерживался правила: не зная игры, не делать первым хода, но тут решил нарушить это правило и спросил:
— Стало быть, Виталия Лазаревича вы видели в феврале прошлого года?
— Почему вы так решили? — настороженно спросил Саврасов.
— Я ничего не решал, вы сами мне об этом сказали.
— Ах, да, совершенно верно, с доктором мы встретились в феврале… перед отъездом на ту сторону… Виталий Лазаревич был уверен, что мы еще увидимся.
Итак, Виталий Лазаревич и доктор — одно и то же лицо. Запомнить это нетрудно.