— Взять их за руки! И сюда, под крылья! — выхватил Хрисанф короткий блеснувший нож и крикливо добавил: — Привязывай!
20
На хуторе Панок в Торчинском районе майор Чурин отыскал сестру Угара, женщину средних лет, глядя на которую, чекист постарался представить себе ее родного брата, о внешности которого отмечалось не однажды: красивый, хорошо сложен, с изящными манерами. В Канаде прожил шесть лет, белый свет повидал.
Киричук захотел побеседовать с Матреной Матвеевной сам. Главной его целью было добиться от женщины согласия уговорить брата выйти с повинной. Предполагался и второй вариант: передать с ней приглашение Угару вступить в переговоры с чекистами, гарантируя ему полную безопасность.
Ранним воскресным утром чекисты перехватили Матрену Матвеевну в низине за мосточком возле широкой распущенной ивы, полощащей кончики ветвей в речке, по пути на базар.
Разговаривали стоя.
— Прошу извинить, Матрена Матвеевна, за эту маленькую задержку,— мягко начал Киричук, отводя чуть сникшую женщину в сторону.— Я сотрудник государственной безопасности. Обстоятельства вынуждают нас говорить скрытно.
— Вы о моем брате Луке? — догадалась Матрена Матвеевна.— Зря теряете время. Ничего не знаю о нем. Семь лет не виделись.
— А если удастся встретиться?
— Дай бог, я его люблю и жалею. Он жив?
Василий Васильевич слегка улыбнулся.
— Да, конечно, иначе я бы вам не потребовалась. И что, могу повидаться с ним? — Матрена Матвеевна манерно вытерла кончиками пальцев уголки губ.
— Мы могли бы не препятствовать этой встрече.
— Для чего? — она выжидательно уставилась в лицо Василия Васильевича.
— Для нашей обоюдной пользы. Ну а для брата вашего, который скрывается под кличкой Угар, наверное, в первую очередь. Смертельная опасность нависла над ним. И вы можете помочь ее избежать.
— Каким образом?
— Передайте ему, что я, подполковник Киричук, хочу встретиться с ним для разговора в безопасных условиях. Ему трижды везло уходить от нас. Понимаете, везло чудодейственно. Те, кто бывал с ним, гибли, а он здравствует. В оуновской организации не любят таких живучих, им перестают верить.
— Это дело ихнее,— отстранилась ладошкой Матрена Матвеевна.
Василий Васильевич успел уловить хитроватую остринку в глазах женщины, подсказавшую, что прекращать разговор еще рано.
— Я не убеждать вас приехал, Матрена Матвеевна,— как можно душевнее продолжал Киричук.— Мы подвохами не занимаемся. Если чекист сказал, что нужна беседа, значит, будет взаимно заинтересованный разговор, и расстанемся мы, как говорится, держа слово. Предлагаем вам поговорить с братом. Если вам дорога его жизнь.
Матрена Матвеевна не дослушала, запричитала:
— Увольте, Христа ради, ничего я не знаю. Отношения никакого не имею.. Мне на базар надо.
— Ладно, идите! — раздосадовался Киричук. И когда она ушла, сказал майору Тарасову: — Ничего, подберем ключи к Угару. Куля поможет.
Обращение к Угару Киричук с Чуриным в окончательном варианте оставили таким:
«Угар! Очередного отрыва от чекистов впредь не допустим. Поймите крайность своего положения: трижды ушедшему не повезет в четвертый раз. Есть необходимость поговорить с вами. Ждем в полночь между ближайшими вторником и средой либо между средой и четвергом в березняке возле хутора Три Вербы. Откажетесь — больше предложений не будет».
Анатолий Яковлевич начал скручивать листочек наподобие оуновского «грипса», намереваясь, кроме того, перевязать его и опечатать копеечным кружочком, придавая посланию «настоящий» вид. Но Василий Васильевич отсоветовал делать это, сказав:
— Ниточкой пару стежок продернем и будет, пусть идет с возможностью доступа к тексту. Это придаст беспокойства Угару. Опечатанный «грипс» скрыт от чужих глаз, а такой... Может, он не только у Кули в руках побывал. Угар-то знает, что это такое и какие последствия могут свалиться на него.
Так и решили. Вручить обращение должна была Куля. Только она могла отыскать никому не ведомыми путями своего, обожателя.
Отсиживаясь у Кули в хате, Прок стал у нее вроде как своим, не вызывающим подозрений человеком.
— Ты это, Куля, срочно, любым путем доставь Угару. Торопись, выручать его надо.
Куля усомнилась, спросила:
— Угар о выручке попросил? Что это с ним? Сам десятерых выручит и троим разом нос утрет.
— Он не знает, почему ходят по его следу,— сразу нашелся Проскура.— И матерый бывает лапой в капкане. Так вот, спасай его удачливую башку, если он тебе дорог.
Последнее он произнес зря, потому что худенькая остроносеиькая Куля сразу ощетинилась, дернулась даже, дерзко бросив:
— Не лезь, куда не просят! Сказал, что надо, поняла — и пошел!
Не доходя до дороги, она вдруг круто свернула, будто что-то вспомнив, к селу Смолевке, вошла в крайнюю хату и через несколько минут снова появилась во дворе. Села на телегу, стоявшую на земле без колес, и с часок маячила на виду, не шевельнувшись. Когда усатый дядечка с котомкой через плечо прошел мимо нее, то удивился, увидев вместо симпатичной стройной женщины сгорбленную старушенцию в Кулином сарафане.