Конец

Раздался стук по раме сетчатой двери заднего входа, со стороны переулка, и она подскочила, чтобы посмотреть, кто там. Он нашел карты, налил бокал вина из кладовки, не стараясь прислушаться к тому, о чем она говорила с людьми на улице. Он сел, поставив стакан, щелкнул резинкой, стянув ее с колоды, и принялся рыться в карманах в поисках сигарет.

Пневматический механизм медленного закрытия двери долго и злобно шипел, поршень выдавливал воздух из цилиндра; затем с хлопком она закрылась.

До него долетел сладковато-кислый запах – всего мгновение потребовалось ему, чтобы определить зловоние грязных ног мальчика-подростка.

Он моргнул. Встал. Стул позади него рухнул на пол.

Он пронесся по крытому проходу, по ступеням, мимо зарослей вьющейся фасоли и мангольда, растущего по обеим сторонам узкой садовой дорожки. Пожилая женщина пыталась остановить его, но он, повозившись с щеколдой, наконец открыл калитку и выбежал в переулок. Первым, кого он увидел, был сообщник мальчика, Рикки свернул за угол пекарни и скрылся на Двадцать шестой улице.

Доводчик двери повторил процедуру с тем же вкрадчивым звуком.

Он прислушался, определил для себя целью середину переулка и двинулся вперед. Он отдался бегу, быстрому, яростному, с рыком.

Он бежал по лужам.

Сам свернул за угол пекарни, увидел мелькнувший вдалеке силуэт Рикки в клетчатых штанах какого-то старика, криво обрезанных на уровне колен, где ткань пострадала от частой химчистки. Они сворачивали на Одиннадцатую авеню. Тактическая ошибка со стороны Чиччо (Чиччо был впереди; Энцо его не видел, но чувствовал запах, чего ему было вполне достаточно). Избегай открытых мест, когда тебя преследуют. Мальчик никогда его не слушал.

Рассекая воздух, Энцо бросился через Двадцать шестую улицу. Своих шагов он не слышал. Миновал кучи мусора, выскочил прямо перед мчащимся желтым олдсмобилем. Стало ясно, что придется подниматься в горку. Возможно, он недооценил мальчика, тот решил измотать противника. «Мне пятнадцать, ему сорок восемь, – наверное, думал мальчик. – Я просто сбегу. Это будет унижением для противника».

Энцо решил использовать его тактику в свою пользу и двинулся в горку. На Одиннадцатой авеню стояли рядами торговцы фруктами и орехами; толпились старые, хромые, истощенные и убогие; философы; поэты уходящей, потерянной эпохи; пророки надвигающейся ядерной катастрофы; человек, продающий отбеливатель собственного производства из машины, с надписью, мигающей белым светом, будто кричащей: «Бриллиантон! Бриллиантон!»; женщина, подметавшая тротуар по ходу движения; бессердечные; безработные; босые; человек, точивший для вас ножи на камне с ножным приводом, пока вы, присев на ступеньку, слушали жужжание колеса.

Он пролез в щель между переулками и увидел мальчиков, обоих сразу, идущих на цыпочках по двойной желтой разделительной полосе дороги, белые гольфы натянуты доверху (они ходили где-то по высокой траве). И припустил во весь опор. Машины тащились ближе к краю улицы. Никто, казалось, не обращал на них внимания, ведь нет ничего особенного в том, что мужчина гонится за двумя мальчишками.

Он и забыл, какое счастье убегать и догонять. В возрасте от пяти до тринадцати лет он провел половину времени, блуждая по переулкам безлюдного города на вершине холма, пропитанного запахом плесневелой кожуры фруктов, воды для купания и фекалий, стараясь обходить улицы пошире, играя в игры, где правила менялись на ходу и без предупреждения.

Скудность ума и целей.

Вон же мальчишка, лови его.

Схлынул первоначальный азарт и всплеск сил. Но он не остановился. Он шел вверх и вверх по горке, машины уступали ему дорогу. Он не остановился, внутренняя дрожь трансформировалась в нечто иное, в умиротворение в голове, которое теперь он не ощущал даже редко.

Все трое курили, но умеренно. Это не могло продолжаться вечно. Энцо почти догнал мальчиков, но он был ниже ростом, следовательно, его немолодым уже ногам приходилось работать в два раза больше. Мальчик должен был принять это к сведению. «Пусть вымотается окончательно, – вероятно, думал мальчик. – Да помогут мне бейсбольные гетры убежать от него, заставить исчерпать все силы, унизить».

Грузовик «Студебекер», словно кит, выплыл на Тридцатую улицу прямо перед ним, на мгновение закрыв обзор, – отличный повод для мальчика изменить курс. Когда улица стала вновь свободной, Энцо увидел выбивающуюся из общего потока голову Чиччо. Рикки исчез. Что ж, тем лучше. Кожа головы Чиччо была красной и шелушилась. Энцо нашел в его волосах вошь и три дня назад сбрил их и натер голову ядом, а мальчику велел носить шляпу, предупредив, что иначе кожа обгорит на солнце, тот, выходит, не послушался.

Если есть мальчик, надо найти на него управу.

Энцо совсем не устал. Он готов был бегать так вечно.

Он свернул на Тридцатую улицу.

Он не устал, но затем в каждой ноге – а у него ведь было плоскостопие – словно открылся кран, через который жизненная сила вытекала, словно вода в сточную канаву.