Конец

Два престарелых иностранца в поношенных костюмах, потертых на локтях, плечах и коленях, громко спорят в баре.

Ювелир ощупывает помещение взглядом, старательно произнося название каждого предмета, на котором он останавливается, в стремлении вновь зацепиться за что-то и остаться в мире материальном.

Эта маленькая балка над дверью – притолока. Когда говоришь про себя, становится лучше. Притолока, кажется, уже второй раз появляется в этом мысленном перечислении, если память не изменяет ему.

Мама надеялась, что перебирание слов откроет ему мир. Например, ты не будешь замечать яблоко мандрагоры, пока не узнаешь, что это за плод, как он называется, потом же будешь видеть его везде: слова учат любить то, что они обозначают. Но он не поэтому говорит себе: «Это самовар. Там точилка». Он никогда не пользовался словами так, как предполагала мама. С их помощью он держал материальный мир в страхе. К настоящему времени слова фактически заменили сами предметы.

Случаются моменты великой ностальгии по временам буржуйки, чертополоха, Дриммы Ганнибал, державшей за церковью в Престонсберге его маленькую ладошку в своей, пока их никто не видел. По минутам, когда мама окунала гребень в таз с водой, разделяла его волосы пробором и оба они наблюдали за этим в зеркало. По секундам, когда желание держать предмет в руке, в своей руке, с целью произвести на себя впечатление его простым существованием уязвляет так сильно, что он готов сделать все, что велит фантазия, чтобы достигнуть этого состояния.

Он желает обладать миром, а не словами, обозначающими его части.

Но каждый раз, когда взгляд падает на молоточек или аметист, голоса в голове начинают спрашивать: «Что это? Придумай название тому, как ты возьмешь пальцами аметист». Они говорят ему: «Продолжай работать». Твердят: «Положи этот молоточек, ты что-нибудь разобьешь».

И наконец, привычный спор на тему: «Стоит делать что-либо или нет».

Приходится спрашивать себя о том, решится ли он размешать сахар в чашке с чаем.

(Нет.)

Долить масло в лампу?

(Нет.)

Оторвать голову от подушки и посмотреть, как уходит сестра?

(Нет, он не решился поднять голову.)

И так всякое стремление взять ключ, наперсток или пилу и на этом остановиться рушится и сводится к обвинениям, контробвинениям, стыду и страху.

И сегодняшним утром, когда блики отскакивали от стекла часов, упали на мыски его ботинок, рука его сжала рукоятку ювелирного молотка, будто так нужно, и вот он мчится по улице, едет в трамвае, и знакомое решение – застарелое, как и сама проблема, – формируется в голове, как прежде дарующее радость, как обещание получить заварной крем после ужина.

Решится ли он сойти с трамвая?

Он сходит с площадки.

Решится ли пойти следом за этой беззаботной, несчастной женщиной, которую никогда раньше не встречал. Она переходит дорогу, за спиной у нее мешок, возможно, с луком. (У каждого из нас свои проблемы.)

И он решается пойти за ней.

Обещание из прошлого, отвергнутый пес, который его любил. Оно говорит: «Вот она, вещь, завернутая в ветошь названия. Давай, лови».

Потом, когда все закончилось, ему захотелось сладкого. Он прошел квартал в направлении главной авеню. В переулке две девочки усадили третью, значительно младше, на спину пса-далматинца и пытались удержать ее в равновесии. Он остановился перед витриной с богатым выбором выпечки, разнообразных, замысловато украшенных пирожных и печенья в форме летних фруктов. Это было кафе или, может, таверна. Внутри расстояние между барной стойкой и стеной оказалось достаточным, чтобы прошел человек, правда, только боком. Ювелир купил три печенья и газету. Сел в дальнем углу и принялся ждать, когда за ним придут.

Он ждет у барной стойки, натертой до блеска, еще более красивой из-за названия средства, которым покрыта, – шеллак. Слово это называет материал, из которого делают музыкальные пластинки, из них потом проступает на поверхность музыка. Перед этим словом он раньше всегда делал паузу, необходимую, чтобы справиться с ошеломляющим чувством его совершенной красоты и оторопи от того, что оно при этом всегда отражает его собственное далеко не прекрасное лицо. Слово, одно из значений которого, если рассматривать его в сочетании с глаголом, – «разбить наголову».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Фальшивка. 1952–1953

9

Суббота. Энцо Маццоне до шести часов был на работе. Вернувшись домой, увидел, что посуда все еще в раковине, из ящика пропала пачка сигарет, редис не собран, перец не собран, под фасоль не внесена зола, салат не прорежен и мальчишки дома нет.

С деревянной ложкой в руке он направился на поиски на задний двор, прокрался по полю для игры в мяч, потом по железнодорожным путям, под мостом, перешел мост, по всем сторонам Чагрин-авеню, то и дело замахиваясь и ударяя ложкой по голове в том месте, где пристраивался комар. Правильное направление ветра помогло учуять жертву. Прокравшись по переулку мимо пекарни, он вышел к дому миссис Марини, но мальчишки и там не было.