Конец

Сейчас ее, неумело претендующую на место в среднем классе, вез вперед старый автомобиль (мраморная плита на ступеньке была на самом деле куском линолеума), который, судя по грохоту под капотом и толчкам при каждом переключении скорости, давно осознал свое место. И все же она обладала авторитетом. Лина заняла переднее сиденье, а ее Винченцо вел машину по грязной и неровной гравийной дороге. Они были женаты семь лет.

Автомобиль страдальчески переносил подъемы, мотор издавал жалобный рев, раскаиваясь в лихачестве времен начала службы, молил Энцо о пощаде; но тот был невосприимчив к подобным вещам и стоял на своем. Как помнила миссис Марини, Нико был со всеми их лошадками гуманен и вежлив.

Ей хотелось, чтобы кто-то из этих двоих обернулся и поговорил с ней. Из горла вырвался резкий, короткий звук – безрезультатно. Их вез «Бьюик-Родстер» 1924 года выпуска. Она очень старалась забыть эту ненужную цифру, и оттого у нее не получалось. Вообще ей виделся излишне экстравагантным факт владения автомобилем простым рабочим, но это была лишь дребезжащая развалина с резиновой заплаткой на мягкой крыше, Энцо сам ее ремонтировал. Молодая пара жила в новом доме в квартире с двумя спальнями и горячей водой в хорошем месте Элефант-Парка, на расстоянии пяти кварталов от ее дома. Они втроем часто куда-то выезжали, например послушать оркестр или купить что-то красивое Лине в магазине в центре города – по настоянию миссис Марини. Энцо ждал их, курил в холле универмага и просматривал газету. Он почти всегда предлагал отвезти их на автомобиле, но сдавался, когда она настаивала на поездке в трамвае.

Расходы Лины и Энцо были небольшими, ведь детей у пары еще не было. Лина сохранила место в магазине готового пальто на Двадцать четвертой улице, как и Энцо, способность которого удержаться на работе в столь трудные времена, когда пострадал бизнес миссис Марини, поражала.

Они направлялись на эту чертову виноградную ферму, чтобы Энцо и Лина помогли отцу обрезать лозу, а миссис Марини переговорила с Патрицией, не раз передававшей через Лину приглашения заехать в гости, от которых она легко отмахивалась до прошлой недели. Тогда Лина намекнула (не в ее привычках объявлять открыто об интересных вещах), что мама хотела посоветоваться с миссис Марини по неотложному делу, а телефона на ферме не было. Озадаченная несвойственным женщине эгоизмом, миссис Марини немедленно согласилась. Лина, как выяснилось при близком рассмотрении, о причине ничего не знала.

Миссис Марини приподняла очки, дужки надавили на виски, но картинка стала более четкой. Она надеялась, что суровые сельскохозяйственные реалии смягчат ее цинизм, но увиденное было совсем не сельским хозяйством. Оно являлось способом человека доминировать над природой. Она же увидела полосы зеленеющего леса, окаймлявшие некоторое открытое пространство, словно баррикада, сдерживающая от вторжения во фруктовые сады, и акры тонких голых стеблей, тянущихся из грязи (был апрель). Четкие квадратные формы каждого надела свидетельствовали о приложенных человеком стараниях. Здесь становилось очевидно, что совсем недавно Огайо представлял собой единый густой лесной массив, отступающий лишь там, где протекали реки, хотелось, чтобы он снова стал таким. Деревья торчали вверх и в стороны даже на обрывах. Она жила в стране, которую еще до конца не приручили. Разумеется, были и те, кто, окидывая все это взором, сочтет кукурузные поля захватчиками и уничтожителями несчастных деревьев, однако у нее были иные предпочтения. Девственный лесной рай не привлекал ее даже в литературе. Она была городской девушкой. Читать ей нравилось о цивилизованных людях, дающих друг другу взятки, Зейн Грей был ей неинтересен. Пусть будет бассейн, в который бросили яд. Кто отравил воду? Сюжеты такого рода интересовали ее.