Конец

Прочитать и понять смысл документов в папке было совсем не в духе Патриции. Впрочем, миссис Марини не нужно было знать больше очевидного – они разорены и Умберто скрывает от жены подробности. На самом деле, будучи озабоченной, как распорядиться сложной пассивной вещью, оказавшейся в ее владении (деньгами), миссис Марини не думала ни о чем другом, потому была избавлена от сочувствия. Чувство, как всегда, бодрило, на этот раз несколько неуместно, но она с ним не боролась. Еще совсем недавно, всего два года назад, она и не задумывалась о завещании, а вот сегодня червячок в душе вновь зашевелился.

Женщина, ожидавшая скоро смерти, разработала непостыдный эгоистичный план на последние годы жизни. Она долго считала, что это скорее можно отнести к постижению, нежели к созданию, в любом случае это способствовало ее обновлению. Смерть перестала быть интересной. Однако из-за присутствия рядом людей на два поколения моложе ее, у которых была своя жизнь и заботы, она невольно стала задумываться, что будет дальше. Подделанные голоса Нико и призраки середины жизни, ставшие прошлым, беспокоили своими криками все реже. Но вместо этого ее стало тревожить будущее, готовящееся стать прошлым, удары были не частыми, но мощными.

И в далеком прошлом, и в настоящий момент буйное «я» походило на дородного человека, стоящего прямо напротив ее реальной, и закрывало обзор на все вокруг, кроме своей задней части.

Днем обе женщины вышли на веранду.

Миссис Марини спросила о том, часто ли приезжают кузены Умберто из Янгстауна помочь с урожаем.

– Да, иногда. – Патриция подвесила кролика к крюку под навесом, и кровь его капала в миску на бетонном полу. Эта веранда была, пожалуй, единственной прочно сколоченной конструкцией во всем доме. Ее строил Энцо. Больше нигде не было видно ни одного угла верного градуса.

– Представляю, каково, когда собирается целая толпа, – сказала миссис Марини, – атмосфера всеобщего единения, и уборная всегда занята.

Патриция вздохнула.

Миссис Марини пристально смотрела на нее.

«Не отворачивайся от меня! – это было в ее вздохе. – Ты была моей единственной близкой подругой, я здесь из-за мужа, я этого не хотела. Он привез меня сюда, в богом забытое место, где у нас нет даже туалета в доме. Я, как и ты, люблю играть в канасту вечером по четвергам. А ты за все семь прошедших лет не произнесла ни слова. А ведь могла сказать: “Энцо, я поеду с тобой, когда ты соберешься навестить свекровь. Ей наверняка очень одиноко”. Но ты бросила меня».

Патриция распорола брюхо животному от горла до ануса, затем сделала надрезы вокруг шеи и голеней и содрала шкуру.

«Здесь нет смысла следить за одеждой, – говорило лицо женщины. – Приходится все время слушать Берто, россказни о его идиотских планах, о яйцах, которые только что снесла курица, о том, что желтки у них ярко-оранжевые, как и должно быть. Что это меняет? Яйца все на вкус одинаковые. Хотя, подумай, какие темы для разговоров здесь можно найти. Вспомнить хотя бы все наши прошлые разговоры. Посмотри на этот дом. Посмотри, как облупилась краска, а мы не можем себе позволить его покрасить. И у нас нет времени красить. Видишь сарай? Видишь, как он накренился? Сильный порыв ветра может превратить его в груду досок. Как бы мне этого хотелось. Мы банкроты, и я этому рада! А ты думала, что мы были раньше бедными. И ты бросила меня здесь, молчала тогда, молчишь и теперь».

«Довольно», – сказала себе миссис Марини.

Записи в документе о собственности поведали ей о том, что Монтанеро – пятые владельцы с той поры, как штат Коннектикут продал большую часть заповедника (участок земли протяженностью в сто двадцать миль, его до сих пор называют Западным резервом, который и сформировал угол Огайо на северо-востоке) земельной компании Коннектикута в 1796 году. Информация, вызывающая сомнения! Все это она прочла в прилагавшейся яркой брошюре риелторской фирмы.

Патриция порубила тушку кролика на куски.

Миссис Марини поднялась и обошла двор в поисках листьев одуванчика для салата.

– Виноградники такие стройные и красивые, – сказала она Патриции, которая мыла мясо кролика у ручной колонки около сарая.

Патриция стряхнула воду с мяса на траву. Послышалось невнятно произнесенное английское слово.

– Что, прости? – переспросила миссис Марини.

– Гербициды, – отозвалась Патриция.

Миссис Марини принялась мыть зелень у колонки. Невероятно, вода была ледяная, казалось, должна была превратиться в лед.

Патриция сложила фартук, чтобы получился мешочек, побросала туда куски кролика для просушки, повернулась к миссис Марини и посмотрела так, будто та что-то говорила. Узел платка ослаб, удерживаемые им волосы растрепались. Раньше она гладила его. На лице отражались печаль и внутренний конфликт. «Ты совсем не поняла», – говорило оно.

Они прошли в дом. Патриция обжарила мясо на топленом жире, залила виноградным уксусом и оставила томиться на плите. Вышла на улицу и несколько раз надавила на клаксон, подавая всем сигнал, что пора собираться к ужину.