Кондотьер Богданов

Место ночевки увидели издалека: горели костры, возле них распоряжался Данило. Богданов со штурманом сошли на берег, поели пшенной каши с салом и завалились спать. Прямо на земле. Кметы принесли по охапке спелой травы, она умялась под телами гостей и стала преть, отдавая тепло. Богданов как провалился. Среди ночи проснулся — онемела рука. Лисикова, пристроив голову на сгибе локтя лейтенанта, тихонько посапывала. Богданов вытащил руку. Лисикова вздохнула и подкатилась под бочок. «Нашла грелку!» — рассердился лейтенант. Отпихивать штурмана он не стал — пусть. Не жалко! Закинув руки за голову, Богданов лежал, размышляя. Война отучила его удивляться. Случалось такое, что не мыслилось в мирное время. Богданов, как его сверстники, не верил в бога. На войне поверил в судьбу. То один, то другой пилот эскадрильи вдруг терял сон и аппетит, ходил грустным, а когда он спрашивал, отвечал: «Погибну я, Андрей! Чувствую!» Богданов ругал друзей, укоряя за малодушие, но случалось по сказанному. Через день-другой, самое большое неделю, друг не возвращался из вылета. Обмануть судьбу не получалось. Как-то по просьбе Богданова отстранили от полетов захандрившего Дежнева. Эскадрилья вылетела без него, все экипажи вернулись домой. Днем к аэродрому прорвался одинокий «фоккер». Сбросил бомбу, прострочил из пулеметов. Раненых не было, один убитый. Крохотный осколок угодил Дежневу в переносицу…

В мире существовала какая-то предопределенность, которую Богданов не мог постичь. Эта предопределенность привела его в прошлое. Почему именно его, оставалось гадать, однако случилось. Богданов понимал: разговор с таинственным старцем был неспроста. Все, что предсказал обитатель пещеры, сбывалось. Это следовало принять к сведению и делать выводы. Ведун предрек, что Богданов не покинет прошлое, не исполнив предназначенное, значит, надо исполнить. Вряд ли это нечто замысловатое. Он боевой офицер, значит, война. Предчувствия смерти у него нет, у Лисиковой — тоже. Вернутся! Деревянная крепость не бетонный бункер, Богданову приходилось и такие бомбить. Крупнокалиберное орудие обстреливало Ленинград, гибли мирные жители. Местонахождение бункера разведчики выявили, но подавить не получалось: бетонированное укрытие, мелкая по площади цель, батареи зениток… Богданов подвесил две ФАБ-100 и вылетел. Орудие заткнулось навсегда. Разбить деревянные стены проще. Сделаем — и домой!

Успокоенной этой мыслью, Богданов уснул. Он не видел, как на рассвете к нему подошла княжна, села рядом, долго смотрела на лицо лейтенанта. Лисикова почувствовала чужой взгляд, заворочалась и обняла летчика. Евпраксия сбросила ее руку, встала. Рядом вырос Данило.

— Буди людей! — сказал княжна. — Накорми! Они пусть спят! — она оглянулась на летчика. — Разбудишь к снеданью!

Она пошла прочь. Данило проводил ее взглядом и побежал распоряжаться…

К Сборску приплыли утром. С плота Богданов разглядел крепкие стены города, оценил высоту холма и присвистнул: насчет деревянной крепости он погорячился. Со слов Данилы стены города состоят из срубов, засыпанных изнутри землей и камнями. Толщина метра три. Прямое попадание бомбы разнесет верхние венцы, но стена устоит. Надо положить несколько ФАБ-50 в одно и тоже место, что практически невозможно. С такой крепостью и во времена Богданова пришлось бы помучиться. Разумеется, крупнокалиберная артиллерия и ФАБ-1000, сброшенные с «петляковых», разнесли бы средневековой дзот. Но тяжелые гаубицы надо подтащить, а «пешкам» прорваться сквозь огонь зениток. Не всегда получается…

Богданов занялся самолетом. Позвав на помощь кмета, снял бомбы — не понадобятся. ФАБ-50 сложили в ряд. Богданов строго-настрого запретил к ним приближаться. Найдется любопытный, отвернет ветрянки, после чего только задень… Разнесет плот с самолетом в щепки! Он залил бензин в карбюратор, провернул винт, оценивая компрессию. Кметы наблюдали за его действиями с плохо скрываемым любопытством. За время путешествия никто не заговорил с лейтенантом. Отвечали на вопросы и выполняли приказания — все. Было видно, что воины боятся. Богданов подумал, что в их глазах он вроде колдуна — таинственного и смертельно опасного. Это хорошо — не станут лезть, куда не положено. Лейтенант заставил Лисикову проверить «ДТ», потряс диски и даже постучал ими о настил плота, чтоб патроны улеглись ровней. Пулемет штурман почистила, опустевший диск снарядила из ленты «шкаса». Богданов по въевшейся привычке проверил «эресы». Береженого бог бережет, не береженные домой не возвращаются…

На берегу их встретила толпа. Заросшие длинными бородами мужики и безусые юнцы — с топорами, дубинами, копьями… Попадались даже женщины, но большинство их сгрудились поодаль. Люди толпились на лугу перед крепостью, густо стояли на берегу, таращась на плот. В их глазах читались радость и непонятное Богданову обожание. Прошу с Данилой здесь любят, понял Богданов. Собрать столько народу в одном месте и в одно время…

— Оставайся в птице! — велела подскакавшая княжна. — Мы сами.