Кондотьер Богданов

За обедом состоялось короткое совещание. Еда была скудной: черный хлеб с луком да вяленое мясо, но выбирать не приходилось. Совещались вчетвером: Проша, сотник Данило, молодой, широкоплечий воин с открытым лицом, и летчики. Данило чертил на песке прутиком план Сборска и прилегающей местности, Богданов задавал вопросы, Проша с Лисиковой помалкивали. Кметы толпились в отдалении, во все глаза разглядывая пилотов. Ближе подойти не смели. Стучали топоры, к тому времени, как план приступа был выработан, на воде лежал плот — широкий и прочный. Тащить По-2 с его одиннадцатиметровым размахом крыльев по узким, местным дорогам невозможно, это лейтенант сообразил. Лететь Богданову не хотелось: бензин следовало экономить — аэродрома с заправщиком здесь нет. К тому же противника всполошишь. Фактор внезапности на войне — первое дело. Самолет выкатили на берег, занесли на плот и крепко привязали. Богданов проверил каждый узел. Соскользнет в воду — труба! Тимофея Ивановича здесь нет, самому мотор не перебрать.

Кметы, назначенные на плот, оттолкнулись шестами, поплыли. Богданов сидел на вытащенном из кабины парашюте и жевал травинку. В прибрежных кустах мелькали шлемы кметов. Данило разделил сотню надвое и пустил по обоим берегам — сторожить от нападения. Глаза слипались. Лейтенант откинулся на фюзеляж, собираясь вздремнуть, но Лисикова не дала.

— Товарищ лейтенант, — спросила, перегнувшись через борт кабины. — Вы знаете церковнославянский?

— Что? — не понял Богданов.

— Вы говорили с княжной и сотником на церковнославянском языке, — пояснила Лисикова. — На таком летописи писаны, я читала, — она вздохнула. — Понимала вас через два слова на третье. Где учили?

Богданов пожал плечами. В мединституте им преподавали латынь, все эти «мускулиси», которые он давно забыл.

— Я спросила у княжны, какой сейчас год? — продолжила штурман. — Ответила: шесть тысяч восемьсот восьмой от сотворения мира. Точно не знаю, тогда год считали то от марта, то от сентября, но по-нашему — тринадцатый век, самый конец.

— Это хорошо, что конец! — заметил лейтенант. — К нам ближе.

— Мне кажется, я сплю, — сказала Лисикова.

— Пощупай сапожки! — предложил Богданов. — Еще лучше — понюхай!

Лисикова обиделась, но не отстала.

— Может, это провокация? Немцы заманивают?

— Ага! — поддержал Богданов. — Специально для нас переодели сотню людей в кольчуги, научили их церковнославянскому языку… Два часа плывем, телеграфный столб видела? Или деревню? Дорогу, распаханные поля? Это мои родные места, до войны здесь каждый уголок прошел. Деревня на деревне, все электрифицированные, густая сеть грунтовок. Где все? Трава не кошена, лес переспел, дома топят по-черному… Тринадцатый век!

— Как мы сюда залетели?

— Это штурмана надо спросить!

Лисикова надулась.

— Как залетели, выясним, — сказал Богданов. — Поможем Проше и займемся.

— Я поняла, мы поддерживаем одну из сторон в междоусобной княжьей распре, — наставительно сказала Лисикова. — Правильно ли это? К лицу ли советским пилотам? В учебниках сказано: феодальные распри ослабили страну перед татаро-монгольским нашествием.

— Татары уже приходили! — сказал Богданов, вставая. — Теперь в Золотой Орде пьют кумыс. Князья им серебро возят — на опохмелку. Не знаю, чему тебя учили, Лисикова, но здесь расклад иной. Сборск захвачен немецкими прихвостнями, тевтонский орден готовит поход. Дранг нах Остен! Как начали при Александре Невском, так остановиться не могут. Кресты на немецких самолетах и сейчас тевтонские. Я буду на них смирно смотреть?! У себя бил гадов и здесь бить буду! Тринадцатый век или двадцатый — без разницы. Ясно?

Он забросил парашют в кабину, забрался сам и уснул. Разбудила все та же Лисикова.

— Товарищ лейтенант! — сказала жалобно. — Мне по нужде.

Богданов скомандовал кметам, плот пристал к берегу. Лисикова побежала в кусты, Богданов сошел размять ноги. И тут же схватился за кобуру: от дальних кустов неслись всадники. Присмотревшись, летчик успокоился — княжна.

— Что случилось? — спросила она, подскакав.

Богданов объяснил.

— На плоту было нельзя? — рассердилась Евпраксия.

— Стесняется, — пояснил Богданов. — Мужики кругом.

— Чего стесняться? — не поняла княжна. — У нее там что-то особенное?

— Не принято девушке среди мужчин.

— А ежели кметы Жидяты? Одна стрела — и все! Мы зря ждали?

— Охолони, Проша! — улыбнулся Богданов. — Жидята наложил в штаны и скачет в Сборск. Нет никого!

Глаза княжны налились влагой.

— Ты чего? — удивился лейтенант.

— Меня отец Прошей звал…

— Побьем их! — Богданов погладил ей руку. — Уроем! То же мне, кметы!

— Как стемнеет — привал! — сказала княжна, заворачивая коня. — Ночью опасно. Наскочите на берег, или вороги подберутся. Пусть девка терпит.