Комендантский час. Когда они вошли, она прикрывала огонь – таков закон.
Ей тринадцать лет.
Она думает о том, чтобы умереть.
Почему бы и нет? Эта канава ничем не хуже могилы. Края у нее добротные, высокие. Они поднимаются до самого лоскутка неба. Постель холодная, но довольно мягкая. Она могла бы уже и не вылезать из этой канавы. Она навалит на себя земли, словно укрывшись одеялом.
Земля у тебя в волосах и во рту добрее, чем
Она могла бы лежать здесь, пока непогода не превратит ее в то, во что она так или иначе довольно скоро превратится – не важно, умрет ли сейчас или позже. Непогода хорошо обглодает тебя, и голодные звери тоже: ничего не пропадет.
Небо, земля, дождь и зубы зверей добрее, чем
Филигрань для церковной двери? Теперь уже никогда не доделать. Церковные двери должны запираться, чтобы никого не впускать и не выпускать, сказала Энн Шеклок. Церкви кичатся своей запертостью. И хотя Энн Шеклок церкви не нравилась, там все же поручили выковать это изделие шеклокской кузне. Потом Энн Шеклок умерла – еще такая молодая, говорили люди: гниль в легких – внутрь проник металл. Это заняло всего неделю: не успели ей дать заказ, как тут же отменили – да разве его когда-нибудь доверили бы девчонке? Пусть даже все в округе знают, как хорошо она управляется с лошадьми. Доходило до того, что к Шеклокам приезжали люди из мест, где были собственные кузни, лишь бы шеклокская ученица как следует подковала их лошадей. И даже если лошадь была особенная и норовистая, ее все равно привозили за много миль.
Теперь, когда я лежу в этой канаве, я все еще хорошо управляюсь с лошадьми или нет?
Я буду лежать в этой канаве, пока не встречусь с Энн Шеклок.
Забью себе нос и рот мхом и наглотаюсь мха, пока не перестану дышать, и доберусь туда к ней.
Высунув руку из канавы, чтобы проверить, нет ли сверху чего-нибудь мшистого, она чувствует над собой ястреба: когда тот проносится между нею и солнцем, жидкую теплоту рассекает холодное мерцание. Она поднимает глаза и видит, как он парит, потом бросается вниз, а затем под углом взмывает обратно, сжимая что-то в когтях.
Она вылезает из канавы, чтобы найти мох.
Ощупывает себя под одеждой.
Кровь уже не идет. Но теперь все болит. Больно пошевелить рукой или ногой, глубоко вздохнуть.
Потом она забывает о боли, услышав плач какого-то маленького существа где-то там в высокой траве.
В траве выемка в форме чаши, и там сидит очень юный птенец, похожий на утенка. Однако неуклюжий, заостренный клюв длиннее, чем у утенка, и птенец постоянно заваливается, поскольку голова тяжеловата для его тельца, и хоть лапы довольно крупные, он еще не умеет ими управлять.
Она знает, что его нельзя трогать.
Отходит довольно далеко и ждет, стоя в траве.
Но за все утро родители так и не возвращаются, чтобы его защитить.
Значит, мы одного поля ягоды, птенчик.
На рыночной площади продают пирог с птицей. Это твоя мать. Или, например, лисы. Лисята хорошо подкрепились. Ястреб забрал твою сестру или брата? Он что-то схватил. Тебя он тоже заметил. Он за тобой вернется.
Это маленький птенчик. Он смотрит на нее горящим черным глазом, ярким счастливым глазом – глазами, в которых совсем нет страха. Он улыбается, хоть и не знает об этом. У него на голове темная шапочка из пуха, и его пушистое тельце такое маленькое, что даже лапки кажутся шире туловища.
Когда она пристраивается рядом, он перестает причмокивать. Он такой маленький, что она могла бы накрыть его одной рукой, если вдруг сюда забредет лиса, прилетит коршун или вернется тот ястреб.
Рядом с этой выемкой можно лежать точно так же, как и в канаве.
Рановато пока еще встречаться с Энн Шеклок.
Можно сначала немножко поохранять.
Она засыпает на солнце.
Когда открывает глаза, птенец спит, вжавшись ей в подмышку.
– Ты изгой, птенчик, – говорит она спящему птенчику. – Ты владеешь ремеслом? Тебе принадлежит какая-нибудь земля? Теперь я богаче тебя. Раньше у меня не было ничего. Теперь у меня есть ты.
Она осматривает гнездо – нет ли яиц. Больше яиц нет. Птицы этой породы откладывают большие яйца, стоящие приличных денег, и, если это
Я могла перевернуться во сне, не отдавая себе в этом отчет, и раздавить птенца.
Она думала, что у нее и так уже все болит, но от этой мысли в груди вдруг заныло по-другому.
Птенец просыпается.