Девочка рассказала, как они сначала заболели, а потом оба умерли вдвоем в постели.
«Ты тоже болела?» – сказала Энн Шеклок.
«Я захворала, но не умерла», – сказала девочка.
«Это уж точно, – сказала Энн Шеклок. – Ты жива!»
Энн Шеклок дала ей карандаш, нож и тонкую деревяшку, чтобы начать на ней учиться.
«Сначала буквы и числа, а потом уже молот, иначе испортишь руки и уже никогда не сможешь писать», – сказала она.
А позже она сказала:
«Откуда ты так хорошо знаешь числа? Может, ты ученая или музыкантша? Кто тебя научил?»
«Не знаю».
«В числах заключалась музыка, – сказала ей Энн Шеклок. – Можно было отпереть числа, и в них таилась музыка. Так и музыка молота высвобождается, когда стучишь по изделию, которое изготавливаешь, и когда стучишь по наковальне, поворачивая изделие. Глубоко в человеческих ушах были молоточки и наковальни, – сказала она, – ведь кузнечное дело – это такое слушание».
И она рассказала девочке о Пифагоре, который первым заметил, что тяжелый молот издает один звук, а легкий – другой и что вся музыка, возможно, имеет отношение к легкости и тяжести.
«Из-за нашей музыки люди предпочитают держать нас подальше от своих домов, – сказала Энн Шеклок, – а еще потому, что они нас боятся, ведь мы имеем дело с огнем и превращаем вещества одно в другое. Нас любят за нашу магию, но потом, теряя здравый смысл, думают, что мы занимаемся черной магией, пугаются и злятся. Но когда мой отец играл на наковальне, у него получалось так хорошо, что можно было танцевать. У меня нет такого же таланта, как у него, но в тебе я его слышу. Я научу тебя, как он научил меня. Может, люди перестанут жаловаться. Может, их дома радушно закачаются в такт, наполнившись нашими звуками. Но будь начеку. Их может разозлить все что угодно. Они думают, что у нас есть способности, которых у нас нет. Они так сильно нуждаются в том, чтобы мы изготавливали и чинили вещи, что сама эта потребность в нас тоже их злит. А учитывая, кто ты такая, будь осторожна вдвойне. Они постоянно вопят, что это женщина выковала гвозди для распятия, когда ее муж-кузнец отказался. Словно эта легенда доказывает, что мы страшные существа, преисполненные зла. Так что при желании они могут сжечь нас в нашем же собственном горне. Следи за тем, что изготавливаешь. Красота может не только радовать, но и гневить. Старайся делать вещи попроще. Если, конечно, кто-нибудь хорошо не заплатит тебе за обратное».
Каждый год Энн Шеклок перешивала собственную одежду, чтобы подогнать под размер растущей девочки, и на каждый сезон был фартук без трещин.
Должна быть свобода в движениях, а не то себя поранишь. Нужно уметь быстро реагировать. От кожи потеешь. Лен для движений лучше, но он дорогой.
Она научила ее разбираться в огне: как его усиливать или убавлять, чтобы он соответствовал тому, что изготавливаешь, угасал или разгорался. Когда класть то, над чем работаешь, обратно в жар и когда уже можно доставать, как повышать или понижать температуру мехами. Как управлять мехами, нажимая ногой на педаль, чтобы укачивать младенца, висящего в корзине на другом конце комнаты, подальше от жара и дыма, при помощи веревок, которые Энн Шеклок натянула через всю крышу, словно такелаж, или же успокаивать младенца, чтобы не плакал, в том и в другом случае не прерывая работы.
«В море и в Виргинии бывает и похуже, – сказала ей Энн Шеклок, когда она обожглась. – Повторяй за мной, повторяй. Опусти обожженное место в воду и держи там, плещи на него водой – так даже лучше, лей воду на сильный ожог, поливай его. И пока льешь и плещешь, медленно повторяй сотню раз: бывает и похуже, бывает и похуже, в море и в Виргинии бывает и похуже».
Она научила ее плавить руду, очищая железо от песка. У железа запах был едкий, у стали – поприятнее. Лучшую сталь привозили из Фламандии. Железо – из леса Дин[29]. Она научила ее обрабатывать, как бы задабривая, что требовалось для декоративных элементов, и обрабатывать жестко – для чистого разреза. Она научила ее получать «рассветный огонь» и «комендантский час».
Однажды на рынке должны были клеймить бродягу-разбойника. К Энн Шеклок пришли за новым клеймом. Энн Шеклок велела девочке сделать его самой. Под ее присмотром девочка крепко насадила на прут деревянную рукоятку, и Энн Шеклок показала, как подготовить и отлить рельефную буквицу, и научила, как сделать края буквицы максимально чистыми. «Чтобы потом было не так больно, – сказала она, – и у бедняги быстрее зажила рана, и чтобы позор, которому его подвергнут, полностью загладился».
После того как девочка изготовила клеймо, Энн Шеклок поведала историю о том, как родилась буква, которую они делали. Все началось с птицы. Египетский писец нарисовал птицу: голову, крылья, туловище и лапы – но птицу, как бы повернутую к нам боком. Затем фигура птицы упростилась, превратившись в круг с отходящей от него внизу прямой линией. Затем она стала буквой, больше похожей на Y, с телом внизу и протянутыми к небу руками. Затем она очистилась еще больше: ей уже не нужно было тело, а лишь умоляющие руки.