Компонент

– …При всем уважении, Сэнди, это мило с вашей стороны и все такое, и я знаю, вы считаете себя символической сказочницей-аватаром или кем-то еще для нашей семьи. Но вы не имеете права рассказывать мою историю в такой покровительственной манере, пусть даже с добрыми намерениями. Или пытаться предугадать, что я думаю о своем путешествии, своей истории или о том, как я должна рассказывать другим собственную довольно внушительную, ну и, конечно, на самом деле достаточно дикую сагу на тему, каково это – быть мной (и, полагаю, я говорю при этом от лица всей своей семьи), а еще о том, как бы они чувствовали себя по отношению к собственной правде, если бы вы назвали их правду второстепенной историей. Кроме отца. Уж его-то историю я точно не поддерживаю, так как он не поддержал мою.

– Разве я считаю себя аватаром? – сказала я.

– Символическим, – сказала Ли.

– Ладно, – сказала я. – Я расскажу вам, что этот символический аватар думает.

– Ага, если честно, за все время нашего знакомства вы только и говорили нам о том, что думаете, и это начинает слегка утомлять, – сказала Ли. – И, по-моему, если вы, конечно, примете один уважительный совет, ваша проблема тут связана с тем, что вы не знаете или до сих пор не признали, кем или чем являетесь.

– Любая проблема тут, – сказала я, – возможно, проистекает из того, что меня, против моей воли, да еще и в очень опасное время, занесла нелегкая в какой-то театральный фарс в духе английских морских курортов, и у меня не остается другого выбора, кроме как…

– Ага, но нельзя же назвать одно из самых удаленных от моря мест в Англии морским курортом, – сказала Ли. – Я бы никогда не заказала рыбу в местном ресторане – только через свой труп. Если бы, конечно, рестораны снова открылись и в них подавали рыбу.

– Сообщение от меня, – сказала я. – Всем вам. Валите на хер из моего дома. Живо.

– Послушайте, мне очень жаль, если я вас обидела, Сэнди, – сказала Ли. – Уже поздно, и Амели только что улеглась спать. Если честно, для Ид это был сущий ад: Амели целый день бухтела – как всегда, когда остается с нашим отцом. А ехать до нас далеко, да и вообще, как вы знаете, ведь мы это уже обсуждали, сейчас мне как раз негде жить. К тому же единственная причина, по которой мы все до сих пор еще здесь, заключается в том, что мы прождали весь вечер вашего возвращения. А теперь вы говорите, что не вернетесь. То есть вы могли бы сказать нам раньше. Это довольно невежливо с вашей стороны.

– Боже ж ты мой, – сказала я. – Это я невежливая? Да вы все в моем доме вопреки моей…

– Нет, я же вам говорила, родители – снаружи в машине отца, – сказала Ли.

– …А пока вы находитесь там, это означает, что мне нельзя там находиться, поскольку мне нельзя ни к кому приближаться, чтобы не заразиться тем, что может затем навредить моему тяжело больному отцу…

– А, ладно. Это объясняет вашу фиксацию на отце, – сказала Ли.

– Что-что? – сказала я.

– Привет, – сказала Ли. – Это я.

– Ага, я знаю, кто вы такая, – сказала я, – а еще знаю, кто такая я, и это обвинение в фиксации на отце – чистой воды перенос. Если бы вы, помимо собственных небылиц обо мне, имели хоть какое-то представление о том, кто я, то знали бы, что на самом деле у меня фиксация на матери. Но это уже другая история.

– Нет, это я – Иден, – сказала реальная/воображаемая Иден. – Где вы находитесь? Мне так много нужно вам рассказать. Амели здесь. Она мечтает с вами познакомиться. Она хочет, чтобы вы рассказали ей историю. Она жаждет попасть в ваш сарай и поиграться с красками.

– Господи, – сказала я. – Только этого мне не хватало.

– Возможно, когда вы вернетесь, то покажете нам, где лежит ключ. Рори тоже в пути.

– Что еще за Рори? – сказала я.

– Мой партнер. Отец Амели. Я знаю, что он тоже очень хотел бы с вами познакомиться. Он был за границей по папиным делам, приземлился час назад и едет на «Хитроу-экспрессе».

– Он должен сесть на карантин, – сказала я. – Не впускайте его в мой дом.

– Да все будет хорошо, Сэнди. Эн-эс. В смысле, «ничего страшного». У нас в семье никто никогда не болеет. И мы все друг друга знаем, так что предосторожности излишни. Отец тоже хочет с вами поговорить. Не про ваши отношения с матерью и все такое, не волнуйтесь, а по работе. Он считает, что его посетило озарение и что этот район созрел для пелфинга, а он никогда не ошибается в подобных вещах: у него есть шестое чувство. Он хочет вас об этом спросить.

– Созрел для пелфинга, – сказала я.

– Не знаю, знаете ли вы, – сказала Иден. – Помимо инициативы по производству СИЗ и круглосуточного управления «Инсектекс», он еще известный застройщик.

– На самом деле дом, который недавно оккупировала вся ваша семья, мне не принадлежит, – сказала я. – Я его просто снимаю.

– Угу, мы знаем, – сказала Иден, – мы уже связались с парнем, который владеет большинством домов на улице. Но отец думает, что вы могли бы проинформировать его в целом, как бы из первых рук, – так он говорит, хотя бог знает, что это должно означать, – и рассказать ему, каковы, понимаете, плюсы и минусы жизни в этом районе.

Этот район.