Комната из листьев

Он попытался втянуть в ссору командира, но капитан Непин оказался слишком хитер, на провокацию не поддался. Хладнокровный человек, он остро сознавал, какое положение занимает: его назначили командующим Корпуса Нового Южного Уэльса, и эти обязанности ему предстояло исполнять до тех пор, пока его полномочия не будут переданы офицеру более высокого ранга. К тому же он принадлежал к роду Непинов из Солтэша; его брат Эван был влиятельным политиком, занимал высокий пост в правительстве. Эван Непин учился в школе вместе с братом мистера Макартура, Джеймсом, и именно благодаря этому знакомству мистеру Макартуру была предложена новая должность. Капитан Непин наверняка знал, что мистер Макартур своим переводом в Корпус обязан исключительно его брату. И про долг в пятьсот фунтов ему тоже было известно. Он вежливо раскланивался со мной, если встречал меня на кормовой части палубы, где я, придерживая округлившийся живот, дышала свежим воздухом, но никогда не останавливался, спеша по делам.

Отказ Непина поддержать его еще больше распалил моего мужа.

– Сэр, – заметила я, пытаясь шуткой смягчить его гнев, – капитан Непин знает, с какой стороны ветер дует, и вам бы тоже не мешало держать нос по ветру!

Мистер Макартур убедил себя, что капитан Трейл и Непин сговорились против него. Офицер и джентльмен, он не считал зазорным украдкой пробираться по коридору к каюте капитана и подслушивать, приставив ухо к двери. Что он слышал? Нечто такое, что распаляло его гнев, а может, и вовсе ничего. Но теперь ничто не могло пошатнуть его уверенность в вероломстве капитана Трейла, Непина, боцмана, кого угодно. Он аж белел от ярости.

Непин и капитан занимали удобные каюты на верхней палубе, что возмущало мистера Макартура, ибо нам отвели половину каюты внизу, отделенную тонкой перегородкой от второй половины, где разместили осужденных женщин. Он прямо исходил негодованием. Но не потому что жалел несчастных. Была задета его гордость. Как это так?! Его фактически вынудили делить каюту с преступницами.

О, я прекрасно помню ту ужасную каюту. Каторжницы ругались, стонали, кричали, пускали газы. Из-за перегородки беспрестанно доносились галдеж и громыхание – беспорядочный шум, возникавший оттого, что в тесном помещении было заперто слишком много женщин. Время от времени одна из них трескучим голосом заводила песню: «Божья любовь сияет, словно солнце…». Женщин тех я ни разу не видела, но прониклась уверенностью, что узнаю ту, которая поет, потому как остальные вечно кричали ей: «Мэри-Энн, во имя всего святого, закрой свой вонючий рот!».

Мистер Макартур придерживался мнения, что все те женщины блудницы и лучшей доли не заслуживают, но я с ним была не согласна. Ведь я на собственном опыте убедилась, что женщины ограничены в своем выборе, просто этим каторжницам повезло меньше, чем мне.

Положение наших соседок было куда хуже моего, но в чем-то их страдания были схожи с моими. Одна из женщин – а, может, и не одна, – охала и давилась рвотой, и я знала, что по ту сторону тонкой стенки есть кто-то, кого по утрам, как и меня, мучает тошнота, и ее, подобно мне, бросает в пот от страха за свое будущее и будущее ребенка, которого она носит под сердцем.

Но я имела привилегии, которые тем женщинам даже не снились: какой-никакой личный уголок; помощницу, безропотно переносившую все тяготы путешествия вместе со мной; возможность выходить на палубу и дышать свежим воздухом, когда мне этого хочется.

То есть, эта возможность существовала, пока не заметили, что мистер Макартур подслушивает разговоры капитана и Непина, после чего проход, ведущий на верхнюю палубу, заколотили. В самом прямом смысле: гвоздями. Мистер Макартур нашел другой путь, – которым я никогда не пользовалась, ибо он пролегал через лазарет для осужденных, и муж запретил мне соваться туда, дабы я не подхватила заразу. Заточенная в той зловонной каюте с больным ребенком, сама больная, лишенная права хотя бы часок провести на палубе под открытым небом, все же я была устроена лучше, нежели те женщины, хоть и ненамного.

В заключении своей каюты мы провели двадцать дней, и все это время мистер Макартур строил тайные планы. Призванные не освободить нас, а предать военно-морскому суду Непина сразу же, как только мы прибудем в Новый Южный Уэльс.

– Мистер Макартур, – умоляла его я, – Бога ради, забудьте Непина, забудьте Трейла. Подумайте о нас, найдите пути к примирению!

Но каждый раз мой муж возвращался с палубы в каюту с новыми доказательствами коварства Непина, которые он во всех подробностях записывал, чтобы позже представить суду. Кипа бумаг с его свидетельствами росла.