Комната из листьев

Ситуация сложилась безвыходная, но я нашла некую форму спасения в самой себе. Ушла в себя, забилась в самый дальний уголок своего существа, где меня ничто не могло тронуть. Я и смерть приняла бы с безразличием. В том состоянии спасительной отрешенности, что я находилась, время для меня остановилось. Будто издалека я слышала писклявый плач Эдварда и старалась его успокоить. Но крики сына я воспринимала просто как сторонний шум, столь же маловажный для меня, как и скрип корабельной древесины или стоны за стенкой. Мое «я» уползло. Осталась только оболочка некой женщины, что лежала, свернувшись калачиком на койке.

Смутьян

Потом как-то мистер Макартур пришел в каюту и велел нам с Энн собирать вещи, ибо нам предстояло с «Нептуна» пересесть на «Скарборо». Мне и в голову не могло прийти, что можно перебраться с одного корабля на другой посреди Атлантического океана – муж, беременная жена, маленький ребенок, служанка, – но мистер Макартур заверил меня, что так и будет, как только выдастся безветренная погода. Он торжествовал, словно добился того, о чем всегда мечтал.

Как ему удалось настоять на своем? Или это Трейл с Непином решили от него отделаться? Мне так сильно нездоровилось, что я о том не задумывалась. В пересадке на другой корабль видела лишь избавление.

На «Скарборо» нас с Эдвардом подселили в каюту супруги лейтенанта Эбботта. Она любезно выделила нам место, хотя для нее, разумеется, это было лишнее неудобство.

По ее глазам я видела, что она жалеет меня. Все на корабле знали, что на «Нептуне» мистер Макартур вел себя настолько вызывающе, что превратил нашу жизнь в ад. Причем ему это доставляло удовольствие. Он создал проблему, а потом принялся решать ее, причиняя беспокойство многим людям. На «Скарборо» капитан, офицеры, даже матросы держались с мистером Макартуром настороже, как со своенравным псом, от которого не знаешь, чего ждать. И мне это не казалось.

Провидение господне

Мы благополучно достигли мыса Доброй Надежды, но там мой муж подхватил какую-то опасную африканскую лихорадку и, пока мы плыли по Южному океану, лежал в изоляции в тесной грязной каюте, называемой лазаретом. Я выхаживала его как могла, многие недели провела с ним в той каюте, ибо миссис Эбботт, страшась инфекции, не желала рисковать собой и своим собственным ребенком. А я не хотела подвергать опасности Энн, вверившей мне свою судьбу. Добрейшая женщина, миссис Эбботт взяла на себя заботы об Эдварде и следила за тем, чтобы Энн приносила мне все, что нужно, и оставляла в проходе. Все остальное время в той каюте были только я да мой стонущий муж. Когда злобный пес заболевает, кто приходит к нему на помощь?

Но я из кожи вон лезла, отчаянно боролась за его жизнь. Сбивала жар холодными компрессами, которые от соприкосновения с его кожей мгновенно становились горячими; вливала ему в рот имевшиеся в наличии лекарства. От изнеможения у меня кружилась голова, ребенок, словно жалуясь, ворочался в моем чреве.

Я не могла допустить, чтобы мой муж умер. Женой мистера Макартура быть тяжело, но еще хуже быть его вдовой. Что я стану делать в Новом Южном Уэльсе, среди каторжников и солдат? Там нет благородных семейств, чьим детям требуется гувернантка. Никому не нужна и белошвейка. Возможно, кто-то думает, что вдова могла бы вновь выйти замуж, но это маловероятно. Кто позарится на бледную худую женщину с двумя детьми – тщедушным сыном и только что родившимся младенцем?

Мне пришлось бы сесть на первый же корабль, что поплывет в Англию, оплатить проезд за себя и за Энн, если она согласилась бы вернуться со мной и если моего скудного приданого хватило бы на билеты. А потом что? Меня душила паника, едва я представляла, как стою на причале в Плимуте с сумками и коробками, рядом со мной Эдвард, на руках – новорожденный младенец. Мама сочтет своим долгом приютить меня на время. Я обниму свою единоутробную сестру, которую видела только на свадьбе, и мы станем говорить, как мы рады встрече. Но для меня они чужие люди, и я им тоже чужая. Их дом не станет для меня родным.

С Брайди я могла бы провести несколько часов. До отъезда в Австралию мы с ней переписывались, и из ее писем я узнала, что она по-прежнему живет в родительском доме, до сих пор не замужем, хоть и хорохорится, сообщая радостные новости об успехах братьев, словно и не думает о замужестве. Она и ее мать меня и Эдварда примут как дорогих гостей. Я попытаюсь объяснить им то, что выше их разумения – путешествие в Новый Южный Уэльс и обратно. Когда визит подойдет к концу, они обнимут меня, скажут что-нибудь неопределенное по поводу следующей встречи, Эдварда и младенца, и я покину их дом.

А дедушка? Возможно, он простит меня, ведь Господь учит прощать. Но я никогда более не займу в его сердце то место, какое занимала когда-то. Я всегда буду любить его, всегда ради него буду притворяться, что верю в Бога. Возможно, он тоже всегда будет любить меня, но горькой любовью, зная, что я оказалась заблудшей овцой.