Комната

Он уселся на пол перед ними, чтобы полюбоваться их выпученными глазами и свисающими языками, с которых капала слюна. Он смеялся и смеялся, но не слишком громко, чтобы не заглушать их завывания. После долгих мучительных лет пытки они нашли наконец позицию, в которой легче переносилась боль. Их дыхание было быстрым и стесненным, и он орал на них, чтобы они дышали нормально. Он хватал электрошокер, и в их глазах появлялся ужас, а их языки быстро высовывались изо рта, и они дышали как гончие псы. Так-то лучше. Хорошие песики. Он так и сидел перед ними, уставившись на провода, затянутые на их яйцах. А потом он заметил едва заметное движение их колен, когда они попытались сохранить свое положение в безболезненной позиции, и мышцы его рта напряглись в предвкушении. Он заметил движение напряженных мышц и сухожилий в их ногах и бедрах и почувствовал болезненную борьбу, происходившую в телах его псов, когда они пытались удержать найденную с таким трудом позицию. Он слышал их молитвы о том, чтобы их мышцы не сводило судорогой. Он чувствовал, как бесконечно тянется для них время и как они в отчаянии молятся о том, чтобы провода порвались или чтобы их хозяин умер или исчез куда-нибудь и оставил их в покое. Они молились о чем-то, что могло прервать их мучения. Боже, как же приятно было чувствовать их отчаяние и безнадежность! Видеть боль не только в их глазах, но и во всем теле, в каждом мускуле и сухожилии их тел. И чем больше он чувствовал болезненную неподвижность их времени, тем незаметнее и приятнее было его собственное время. И чем сильнее их внутренности сводило спазмами боли, тем более легковесным и свободным становилось его тело. И чем дольше он наблюдал за их страданиями в их аду, тем больше осознавал и ценил свой собственный рай. Он не пытался выдумать для них новые трюки. Он был согласен нежиться в своей вселенской радости, пока они бесконечно страдают от боли.

А потом его грезы были прерваны жужжанием мухи. Он попытался от нее отмахнуться, но она снова и снова возвращалась, с жужжанием летая вокруг его лица, окончательно развеяв сладостные чары, и он яростно набросился на нее, проклиная за назойливость. Внезапно он остановился и разразился громким смехом, ошарашившим его спутанных проволокой животных. Он смеялся все громче, глядя на выражение полнейшего смятения и мрачного предчувствия на их и без того искаженных болью лицах. А он встал и сказал им, что на мёд можно поймать гораздо больше мух, чем на уксус. Он любовался гримасами на их лицах, и его собственное лицо расплывалось в широкой ухмылке. И так, усмехаясь, он стоял и смотрел на них какое-то время. Я скоро вернусь, мои дорогие лучшие друзья человека. Не скучайте тут без меня. Я ненадолго. Он громко расхохотался и вышел из их конуры. Вскоре он вернулся с банкой мёда. Встав перед ними, он открыл крышку банки и дал им понюхать содержимое. Видите? Мёд. С широчайшей ухмылкой он медленно наклонил банку и вылил мёд на их яйца и члены. Это правда. Поверьте мне. Это происходит на самом деле. С помощью мёда можно поймать гораздо больше мух, чем с помощью уксуса. Он уселся в несколько футах от них, откинулся поудобней и с довольным предвкушением стал ждать.

С нежной улыбкой он вытянул ноги и, склонив голову набок, наблюдал за их лицами и глазами. Разглядывая прекрасное выражение ужаса на их лицах, он чувствовал напряжение в их телах. Каждая мышца, каждая жила и сухожилие были напряжены со всей возможной силой в попытке сохранить неподвижность. Он тщательно и подолгу изучал их лица и глаза, поглощая каждой клеткой своего тела ту красоту, которую видел в этом только он один. Это была самая потрясающая красота, которую он когда-либо мог наблюдать воочию. И они на самом деле были прекрасными животными. Их выгнутые языки были толстыми и мокрыми, а их хрипы прекрасным музыкальным сопровождением к его волнительному состоянию. Затем к глубокому и постоянному ритму их тяжелого дыхания плавно и возвышенно присоединяется лирическая мелодия квартета мух. Их жужжание было подобно звуку виолончели, наложившемуся на четко выделяющийся пунктир басового аккомпанемента. Выпученные от боли глаза следили за их прекрасными мерцающими формами. Оооооооо… …какое потрясающее, прекрасное зрелище. Он начал подпевать низким контрапунктом, испытав наивысшее спокойствие и расслабленность, при этом не теряя возбуждения, продолжавшего пульсировать в его теле. Его голова слегка покачивалась в такт музыке, а затем его лицо озарилось широчайшей улыбкой и он начал петь – лечу на луну на прозрачных крылышках. Он смеялся и смеялся, напевая эту строчку снова и снова. Потом он перестал смеяться, сел прямо, посмотрел на своих животных и широко раскинул руки. Вот так вот бывает. Он снова рассмеялся, но быстро посерьезнел, увидев, что мухи устремились к мёду. Вот сейчас и начнется веселуха.