Комната

Через несколько дней он составил расписание, позволявшее максимально эффективно использовать время для отдыха и тренировок. Он оставлял их связанными в течении дня, а сам уходил спать. Через несколько дней они уже были начеку и поднимали лай, едва он приближался к двери. Он начал делать пометки в блокноте, фиксируя, насколько близко он подходил к двери, прежде чем они начинали лаять, так что теперь он располагал свидетельствами их прогресса. Наконец однажды ночью они лаяли и выли, слыша его, почти идеально, и каждый раз он находился все дальше от них, и тогда он дал им возможность отдохнуть, сняв по одному проводу с каждого. Он похвалил их и потрепал по холке. Он внимательно присматривался к ним, – облегчением было пронизано все существо собачек, – и они повалились на пол и уснули за секунду. Он тут же всыпал им плетей, сказав, чтобы они держали языки высунутыми, как и положено собакам, или он снова привяжет их проводами. Или, может, мне ваши языки прибить к полу гвоздями, если это поможет вам с послушанием? Он разразился хохотом, увидев, как они запаниковали, тотчас же вывалив языки. Он бросил им по косточке и ушел, смеясь, оставив их отдыхать.

Примерно через час он прокрался в их будку, тихо встав над ними. Псы продолжали дрыхнуть. Он покачал головой и ткнул в их задницы электрошокеры. Вы никогда не научитесь, как я погляжу. Позднее, когда он уходил, они были распяты на проводах на весь остаток ночи, чтобы полностью обратиться в слух и лаять при его приближении, и только после этого он освобождал их из мучительных пут. Он же спокойно и крепко проспал до полудня.

В конце концов, по доброте душевной и оттого, что ему наскучило одно и то же, он позволил им спать до самого утра сколько им влезет, а на следующий день приступил к новой фазе тренировок.

На самом деле он заметил, что они плохо едят. Правильно выпрашивать еду они уже научились, не без помощи проводов, конечно же, и, когда он бросал им объедки со своего стола, чаще всего они ловко подхватывали их на лету, но им еще предстояло учиться и учиться. До сих пор он позволял им пить воду из плошек, но теперь пришло время научить их делать это правильно. Он объяснил, что от них требуется, потом подвел их к их плошкам и просто сказал ублюдкам, чтобы они лакали. Через несколько часов тычков электрошокерами они научились. Периодически он проверял, как они справляются, но они были хорошими песиками и быстро осваивали новые трюки. Не то, как он им периодически со смехом говорил, яйца в проводах запутаются.

Какое-то время ушло на то, чтобы научиться закапывать и выкапывать косточку, но это было проще, чем заставить их жевать хрящ, пролежавший пару дней в земле. Однако он считал важным научить их этому как можно скорей. В будущем может и пригодиться, кто знает. Вдруг они потеряются где-нибудь в лесу и им придется питаться какими-нибудь гнилыми останками какого-нибудь дохлого животного. Собака должна суметь выжить, невзирая на обстоятельства. А еще это был хороший способ напомнить им, что они псы. Был еще один плюс в том, что им приходилось есть тухлятину. Когда он давал им сочные собачьи консервы, это казалось лакомством, и они должны были это ценить. Поначалу они не понимали, что он делает это для их же блага, сколько бы он им это ни объяснял. Гниющий и грязный хрящ почему-то вызывал у них тошноту, и они заблевывали свою еду. Он сочувствовал им и хорошо их понимал, но знал, что обязан обучить своих животных как следует. Вздыхая и чуть посмеиваясь, он привязывал их проводами так, чтобы они не могли отодвинуть свои морды дальше пары дюймов от еды. К сожалению, по-другому вы учиться не хотите. Пока это не будет съедено, другой еды вы не получите. Через какое-то время – он не помнил, сколько это заняло, – они-таки сожрали хрящи. Поначалу он оставлял их без еды, чтобы голод подкрепил обучение, но это занимало слишком много времени, а им еще многому предстояло научиться. Потому он заставил их есть с помощью электрошокеров. Он называл эту роскошную трапезу хрящ а ля блевота, засовывая шокеры поглубже в их задницы, со смехом приговаривая: ешьте, ешьте. Вскоре они принимали любую еду с благодарностью и пожирали ее с волчьим аппетитом.