Командиры седеют рано

От этих слов у меня начинает пощипывать в горле, а в сознании мгновенно встает лицо солдата-фронтовика: небритое, поблекшее от бессонницы и передряг сорок первого года. Я отчетливо вижу, как он вынимает из кармана серые кусочки сбереженного сахара, сдувает с них крупинки махорки, укладывает в шершавую бумагу плохо гнущимися на морозе пальцами, и нежная улыбка вдруг растекается под сивой щетиной, опаленной ветрами и морозом.

Члены парткома, очевидно, переживают то же, что и я. После небольшой паузы один из них спрашивает:

— Нелегко, наверное, было матери вырастить двух сыновей без отца. Сколько она получала?

— Шестьсот рублей, — отвечает Поликарпов и виновато добавляет: — Кроме нас еще были бабушка и дедушка.

Да, этот юноша не ходил в расписных ковбойках с пальмами и обезьянами. Детство его было суровым.

— Почему вы пошли именно в военное училище?

— Мать советовала. Она говорила: «Я — женщина. Я не могла дать тебе то, что пришло бы от отца. В военной среде восполнится этот недостаток. Армия состоит из одних мужчин. Иди, Игорь, в училище. Оно поможет тебе стать полноценным человеком». — Помолчав секунду, лейтенант добавил: — Да и сам я хотел. Мне нравилась военная служба.

— Служба или форма? — лукаво спросил секретарь.

— Сначала, конечно, форма, а потом и служба, — улыбаясь, ответил Поликарпов.

— Какие оценки у вас были на выпускных экзаменах?

— Получил диплом с отличием.

— Вы могли выбрать другой гарнизон. Почему поехали в Кушку?

— Я здесь служил год солдатом. Мне понравился дружный коллектив. Хотелось снова встретиться с товарищами и служить вместе.

На вопросы, которые по традиции называются «теоретическими», Поликарпов ответил уверенно. Члены парткома хорошо знали офицера и по практической работе. Они утвердили решение первичной организации о приеме Поликарпова кандидатом в члены партии.

Мы беседовали с Игорем Алексеевичем и после заседания парткома. Он интересно рассказывал о своих наблюдениях.

— Когда я пришел во взвод, которым должен был командовать временно, невольно стал присматриваться к заведенным в нем порядкам. Может быть, я не прав, но мне кажется, несмотря на единые уставы и общие требования, у каждого командира все же есть собственный почерк в работе. Я постоянно чувствовал удачи и промахи своего предшественника. Взять хотя бы построения в столовую. Я добивался, чтобы солдаты строились быстро, без раскачки, а в этом взводе привыкли собираться не торопясь, с понуканиями. Зато на гимнастике был поражен четкостью и мастерством. В своем подразделении я следил только за выполнением самого упражнения на снаряде, а здесь и подход, и отход, и дисциплина в строю просто поразительные.

Мы говорили в этот вечер о многих интересных делах. Расстались поздно — не хотелось уходить от умного, интересного собеседника.

А вот другая встреча. Здесь же, в Кушке, в той же части служит лейтенант К.

Я знал его удручающую репутацию: пьянство, дебоши, три раза предавался суду чести офицерского состава. Очень терпеливо отнеслись к нему сослуживцы: не изгнали его из армии. А поводов для такого решения было достаточно. Но К. щадили. На суде одни говорили: надо подождать, может быть, эта болезнь пройдет. Другие в своих выступлениях заявляли: ни один завод не выпустит за ворота брак. К. — это брак в нашей воспитательной работе. Люди на гражданке заняты великой стройкой, а мы, большой коллектив, вдруг преподнесем им К. и скажем — нате, доделывайте из него человека, мы беспомощны. Это неверно. Не имеем мы права его увольнять!

К. не оценил доверия. Он продолжал пакостить грязно и много. За восемь лет дослужился от курсанта до старшего лейтенанта, а затем назад — от старшего до младшего лейтенанта.

Мы сидели с К. вечером и беседовали с глазу на глаз. У него одутловатое лицо, неряшливая прическа, взгляд в сторону.

— Зачем же вы шли в армию, если не хотите служить?

— Дядя устроил в училище. Я не хотел, а он устроил.

— А отец ваш жив?

— Жив.

— Кем работает?

— Секретарь парткома треста в Москве. Выдерживает меня здесь, думает, исправлюсь.

— Почему же вас дядя устраивал в училище?

— Он военный. Заслуженный. Начальник училища его фронтовой товарищ.

— А как вы учились в школе?

— Всякое бывало.

Да, этот парень имел все: и брюки-дудочки, и галстуки с обезьянами. Он наверняка доводил родных и близких до изнеможения. И когда все иллюзии насчет будущего были утрачены, влиятельный дядя пристроил племянничка на исправление в военное училище. И вот появился в армии офицер, который называется им лишь потому, что у него на плечах погоны со звездочками. А по внутреннему содержанию — это заурядный лоботряс, который считает» что Родину защищать должен кто-то другой, а он рожден для столичных удовольствий.

— Какой же выход вы сами видите из создавшегося положения?

— Все это скоро кончится, — кривя губы, говорит лейтенант. — Служба в моей жизни — дело временное.