Командиры седеют рано

Распечатал пакет с его документами. Прочитал последнюю аттестацию. Невольно еще раз посмотрел на обложку личного дела — не произошла ли ошибка? О Лутошкине не может быть таких отзывов! Но на папке стояла его фамилия и в деле подшиты бумаги, которые когда-то я сам подписывал. Я посмотрел на препроводительную, на энергичную подпись командира, полка, который согласно приказу округа откомандировал ко мне Лутошкина, «оказавшегося за штатом». Мне почему-то на миг представилась саркастическая улыбка того командира. Он, наверное, посмотрел на характеристику, в свое время составленную мной, и, направляя офицера ко мне, подумал: «Твой кадр, ты его породил, ты с ним и мучайся!»

Да, аттестация Лутошкина действительно была убийственная: «Работой не интересуется. Подготовка низкая. Природу современного боя не понимает. Авторитетом у подчиненных и старших начальников не пользуется. Пьет. Часто не выходит или опаздывает на службу».

Так вот почему он прячет глаза! Вот в чем причина его подавленности и согбенного вида!

Я смотрел на бумаги, на Лутошкина и не верил своим глазам. Если бы мне кто-нибудь рассказал об этом, я назвал бы его лгуном и до хрипоты отстаивал бы хорошую репутацию лейтенанта. Иным я его просто не представлял. Но сейчас бумаги передо мной, и Лутошкин видом своим подтверждает: все, что написано, — правда.

Кем только он не побывал за эти три года! Командиром стрелкового и транспортного взводов, начальником оружейной мастерской и, наконец, ко мне прибыл с должности заведующего складом. Я не хочу сказать, что должности эти относятся к категории второстепенных. Разумеется, нет. На любой из них может работать и преуспевать хороший офицер. Плохо, когда они следуют одна за другой в течение короткого промежутка времени и каждый раз человека снимают за то, что он не справился.

— Как же все это произошло? — спросил я Лутошкина.

— Да так уж, не повезло… Не пошла служба! — вяло промямлил лейтенант.

Неужели я ошибся в этом человеке? Неужели в штабе кто-то работал и проявлял инициативу за него? Может, был какой-нибудь деловой командир отделения, а я все относил на счет Лутошкина? И так бывает. Но наши беседы? Его душевная чистота, хорошее, доверчивое отношение к людям? Неужели все это была игра? И по моей близорукости в армии появился офицер, который стал обузой, которому не могут найти применения, и он только мешает работать? Как это ни горько, но передо мной сидел именно такой офицер — насупленный, неопрятный, недоброжелательный. Очень обидно было еще и то, что я не мог вызвать лейтенанта на откровенность. Мне хотелось во всем разобраться, узнать, как стряслась эта беда, а он односложно и упрямо твердил:

— Там все написано правильно. Мне нечего рассказывать.

Человеку нужно верить. Но, видимо, не всегда. Прежде, когда Лутошкин хорошо работал, я поверил бы любым его словам и поручил бы ему без колебаний самое ответственное дело. Но теперь, несмотря на то что передо мной сидел тот же Лутошкин, я не верил даже тому, что он сам утверждал.

Лутошкин, как ему было предписано приказом, принял имущество склада и приступил к своим обязанностям. Я несколько раз пытался с ним поговорить, но беседа не клеилась. Он даже стал избегать встреч со мной: я не раз замечал, как он сворачивал в сторону, заметив мое приближение. А меня мучила совесть: ошибся, принес вред армии, да и человеку испортил жизнь. У него, наверное, зрели другие планы, а я потянул в офицеры. Мне просто обязательно нужно было выяснить причины падения Лутошкина. Не мог же я вслепую делать выводы о прошедшем и ставить перед собой какие-то задачи на будущее. А причины должны быть. Их нужно только найти.

* * *

Убедившись окончательно, что Лутошкин от меня прячется, я вызвал его в субботу, когда рабочее время подходило к концу, и сказал:

— Лидия Владимировна приглашает тебя пообедать. Говорит, пусть хоть один день холостяк отдохнет от военторговских харчей. Пойдем, она нас ждет.

Деваться некуда, Лутошкин покорно побрел за мной к машине.

Жена моя была, как говорят, в курсе дела. Она знала Лутошкина еще по старому месту службы. А что происходило с ним сейчас, я ей рассказал в пределах, допускаемых в таких случаях.

За столом жена весело вспоминала старых знакомых, расспрашивала об изменениях, какие там произошли без нас.

Мы выпили с Лутошкиным перед обедом по рюмке водки. И мало-помалу лейтенант разговорился. Жена, чтоб не стеснять нас в служебной теме, незаметно ушла в другую комнату.

Вот что поведал мне Лутошкин.