Командиры седеют рано

— Остынь, остынь. Ты сам бы полез, если нужно, — успокаивал его Паханов. — А если в этой грязи твой друг? Ты что, по бережку будешь бегать и чистое бельишко свое беречь?

— Я подам ему руку.

— А если руки не хватит?

— Ну тогда…

— Вот то-то. В общем, подожду.

Клименко еще не встречал в своей практике такого, чтоб человек отказывался идти в комсомол. Он проинформировал об этом подполковника Ветлугина. Замполит пришел к выводу, что серьезное отношение Паханова к вступлению в комсомол — уже само по себе положительно. Нужно за оставшееся время службы приложить максимум сил и расширить его политический кругозор, чтобы он непременно вышел победителем в той борьбе, на которую намекал, которая ждет его после возвращения на гражданку.

18

Жизнь летит стремительно. Три года прошли как один день. Однажды осенью полк выстроился на строевом плацу. Ввиду торжественного случая не пожалели даже драгоценной воды — плац был полит. Асфальт блестел, как глянцевая фотокарточка, от него веяло приятной свежестью. Кажется, совсем недавно по этому строевому плацу тащили сержанты упиравшегося Жорку на гауптвахту. А вот сегодня он стоит в шеренге увольняющихся «старичков». В руках у него новенький чемодан. На груди значки: второй класс шофера, ГТО, третий разряд по бегу.

Идет прощание. На правом фланге алеет боевое знамя, и, сверкая трубами, то и дело играет оркестр туш. Вручит командир грамоту — и тут же грянет туш, а по строю полка плещут аплодисменты. Отблагодарив особо отличившихся, командир полка и замполит пошли вдоль шеренги отбывающих — пожимали руки, давали советы, дружески похлопывали по плечу. Около Паханова полковник Миронов остановился, долго держал его ладонь в своей. Смотрел на солдата с удовольствием — одним честным человеком стало больше. И военная форма на нем не кажется чужеродной. Грудь колесом, веселое лицо, доброжелательные глаза. Солдат как солдат!

— Зайдите, товарищ Паханов, ко мне после построения, — сказал командир и пошел дальше.

После торжественной церемонии солдаты группами потянулись к вокзалу. А Паханов зашел к Миронову в кабинет. Командир еще раз с удовольствием оглядел подтянутого солдата.

— Писать будешь?

— Чтоб вы мои письма еще кому читать дали? — засмеявшись, спросил Жорка. — Буду, обязательно. И если еще какой-нибудь вроде меня попадет, вы мне сообщите. Я ему от себя особо напишу.

— Я как раз думал, что бы тебе подарить на память? — Миронов достал из кармана авторучку. — Вот возьми. Она тебе будет напоминать о письмах.

Потом он проводил Жорку до самых ворот. Держа под руку, вел его и говорил:

— Если будет трудно, не забывай — у тебя здесь много друзей. Пиши или приезжай — мы всегда поможем.

— А если б я на сверхсрочную попросился? — вдруг спросил Паханов.

— Возьмем с удовольствием, хоть сейчас.

— Я бы хотел быть вашим шофером. У меня ведь нет никого. Отец — так он и не отец, а так, сам по себе. Вы всю жизнь по разным местам кочуете, и я бы с вами ездил. Ну а если война — я бы за вами, как за дитем, ухаживал. И в случае бомба или снаряд — собой заслонил бы. Одним словом, вы для меня, как и для Сеньки того, — батя. Уж вы не обижайтесь, а я и в письмах вас так называть буду.

— Спасибо тебе, Жора, за добрые слова. В письмах зови, как считаешь нужным. А Семену ты напиши. Вы теперь вроде как побратимы.

Паханов даже остановился:

— Верно! Как это я раньше недотумкал? Брат он мне. Настоящий брат по отцу. — И нежно добавил: — По тебе, батя.

Желая скрыть охватившее его волнение и боясь, как бы прощание с Жоркой не вылилось в слезливую сцену, Миронов заторопился:

— Ну ладно, Жора. Пойду. Дела. Нине привет передай. Будь здоров и пиши обязательно.

Полковник пошел к штабу, а Жорка стоял и смотрел на родного и близкого человека, стараясь навсегда запечатлеть его в памяти.

У входа в штаб Миронову отдал честь Лобода. Командир взглянул на него и, видя, что взводный хочет о чем-то спросить, остановился.

— Я смотрел, как вы прощались с Пахановым, — сказал виновато Лобода. — Мне стыдно, что я не сумел найти подход к этому человеку. Я и сейчас не смог бы с ним справиться. Скажите, пожалуйста, как вам это удалось? Что вы с ним сделали?

— Я один тоже ничего не сделал бы. Работали все. Между прочим, и вы сыграли некоторую роль. Жорка, отчасти, назло вам стал человеком. Люди руководствуются в делах и поступках нормами поведения, которые считают правильными или выгодными. Раньше у Паханова были одни взгляды, и он воровал. Теперь ему помогли избавиться от пороков, и он стал жить честно. Мы вложили ему в голову новую идеологию.

Полковник добро посмотрел на виноватое лицо лейтенанта и добавил:

— А вы не отчаивайтесь. Человек всю жизнь подвергается процессу воспитания. Вы тоже. Этот случай для вас — наука. У вас еще все впереди. Вглядывайтесь в людей повнимательнее. Находите, какими идеями они руководствуются, а потом действуйте. Воспитывать — профессиональная обязанность офицера.