Читаем Колыбель богов полностью

Атано сразу же приготовил удочки, нашёл удобное место у выхода из бухты и занялся ловлей рыбы — прежде всего для обеда. А старый кибернетос, чтобы ему и внуку сопутствовала удача, первым делом стал готовиться принести жертву Йашашаламу — «Тому, Кто Даёт Благополучие». На Крите это был один из самых почитаемых богов. Обычно ему поклонялись в горных святилищах, где стояли высокие каменные столбы — для возлияний. Акару считал, что именно Йашашаламу помогал ему на жизненном пути, не раз спасая от верной смерти.

Кефтиу, как и ахейцы, поклонялись водоёмам, рекам и морям, потому что вода, по их понятиям, божественна. Она была главным источником жизни и бессмертия человека, ибо, омыв его, вода очищала дух и возвращала молодость. Вода — и зеркало, и образец совершенства; ей, всеведущей и всемогущей, жители Крита приносили жертвы и свою любовь.

Даро быстро собрал дрова — в основном сухие ветки кустарника, которые кололись немилосердно, и старик с благоговением достал из корзинки трубку нартекса, в которой тлел священный огонь. Даже в своих дальних путешествиях, наперекор штормам, сырым туманам и дождям, Акару хранил в таких трубках божественный огонь родной земли.

Добыть его непросто, и Даро это знал. Прежде всего, нужно было найти две подходящие палочки — «мужественную» и активную, которая называлась «трепан», и «женственную», полую внутри, которая именовалась «очагом». «Трепан» вращали в ладонях, вертикально вставив в выемку лежащего на земле «очага», внутри которого находились сухие волокна. «Трепан» делали из прочного дерева — крушины или какой-нибудь разновидности ракитника, а для «очага» чаще всего брали нартекс, имеющий внутри волокна, как у бузины. Часть волокон удалялась, чтобы обеспечить свободный доступ воздуха и освободить первый порыв горячего дыхания священного огня. Всё это делалось в святилище после принесения жертвы богам. А затем хранящийся в трубке божественный огонь использовали и во время жертвоприношений, и для того, чтобы зажечь домашний очаг.

Жертвоприношение длилось недолго: едва костёр загорелся как следует, старый кибернетос плеснул в него немного вина, бросил в огонь створку раковины-жемчужницы — чтобы Йашашаламу точно знал, в каком деле нужна его помощь, и прочитал короткую молитву; длинные молебны знали только жрецы.

— А теперь в воду! — скомандовал Акару, и они сели на вёсла.

Атано с некоторым удивлением посмотрел в их сторону, он всё ещё не был посвящён в истинные намерения старика и своего друга — хотел окликнуть, чтобы спросить, куда они направляются, но тут один из поплавков ушёл под воду, и он принялся вываживать здоровенную рыбину.

Отмель с жемчужницами находилась под прикрытием рифа. Он защищал её от волн, которые с грохотом разбивались о камни с северной стороны. Конечно, глубина на отмели была приличной — не менее восьми локтей, но для Даро, превосходного ныряльщика, такое погружение — привычное дело. Собственно говоря, как и для старого Акару, который плавал и нырял, как рыба, несмотря на преклонные годы.

— Ну, я пошёл! — сказал Даро, когда прикрепил к поясу вместительную сумку для раковин, привязал ножны с кинжалом к правой ноге — чтобы удобно было им пользоваться, и взял в левую руку острогу-трезубец.

Оружие в этих водах было более чем уместным. Во-первых, воды близ Диа нередко посещала акула-молот, во-вторых, можно наткнуться на змееподобную мурену длиной до восьми локтей с её острыми загнутыми внутрь зубами и, в-третьих, наступить на ската-хвостокола с его ядовитым шипом, который прятался в песке. Кроме того, были и другие опасности, подстерегающие неопытного ныряльщика: огненные черви, обжигающие, словно пламя костра, огромные осьминоги, способные утащить человека в морские глубины (правда, они встречались в основном в байках рыбаков, нежели на самом деле), ядовитые медузы и морские ежи, которые хоть и не имели яда в своих иголках, но кололись очень больно.

А ещё существовала Кето, дочь бога морских глубин и богини земли — отвратительное чудовище, уродливая старуха, воплощающая все ужасы моря. Она сама была страшилищем, и такие же у неё были и дети (по словам ахейцев): морской дракон, жуткая Ехидна, три чудовищные горгоны и сладкоголосые сирены, встреча с которыми для моряков смерти подобна.

— Погоди! — остановил дед своего внука.

Он достал из сумки странное приспособление — две прозрачные линзы из горного хрусталя, оправленные бронзовыми кольцами, которые были связаны друг с дружкой и прикреплены к мягким кожаным ободкам.

— Ну-ка, подставь голову, — сказал дед, и недоумевающий Даро исполнил его приказание.

Линзы крепились к голове с помощью широкой ленты, а их кожаные ободки буквально прилипли к лицу.

— Зачем это? — спросил Даро.

— На дне всё поймёшь, — коротко ответил Акару.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза