– Если она все равно умрет, а по документам проходит как Шнайдер, немцы будут молчать, им нельзя портить отношения с Федоровым. Ты так обижен на Федорова, что пошел на убийство его дочери…
Сафин мрачно рассмеялся.
– Это не я убивал его дочь. Я к этой операции не имею никакого отношения.
Саматов побледнел и опустился на диван.
– Не имеешь. Поэтому ты не стал ассистировать. А подложную карту уже наверняка сжег.
– Выбросил. Но можешь не искать. У нас тут все работает как часы. Минут десять назад весь мусор увезли на уничтожитель.
– И что мне теперь делать?
– Можешь оформить запрос от имени родственников и отослать тело куда-нибудь подальше. Лучше в какой-нибудь районный центр без картотеки, который не входит в нашу единую систему. Выбирай сам, А я пойду, пожалуй. Мне здесь больше делать нечего.
Сафин вышел из-за стола и уступил место Саматову. Тот подошел к столу и сел в теплое, продавленное кресло. Минут десять ушло на поиски идеального варианта.
– На Север нельзя. Северные грузы отслеживаются. Сейчас весна, и самая стройка на юге, все готовятся к сезону. Туда грузопоток огромный* Не будем задействовать скорую, запросим частного перевозчика. Тело оформим как следует, так, чтобы ни один полицейский пост не придрался…
Пока Саматов связывался с перевозчиками и делал документы на труп, Анна Федорова страшно умирала в своей одноместной палате с белоснежными новыми простынями с больничным номером компании ее отца, вышитой шелком в левом нижнем углу.
Саматов торопился, как бы санитары не обработали труп без него и он не успеет убрать сердце из тела. Ведь по его фирменным надрезам знающие люди сразу поймут, кто оперировал, и тогда даже страшно подумать, что может произойти.
Санитары отработанными движениями быстро готовили труп для транспортировки. На их удивление, присутствовал сам хирург. Он приостановил работу и тихо сказал:
– Я заберу сердце на повторное вскрытие. Тело можете упаковывать.
Старший санитар удивился:
– Как-то не по-человечески. Может, подождать? Вы все сделаете, а мы потом положим его обратно.
– Это займет пару дней. Мы не можем держать здесь тело столько времени. Так что придется упаковывать как есть.
– В документах указывать будем, что тело без сердца, что мы сделали выемку?
Саматов покачал головой:
– Нет, не будем. Не нужны нам потом разборки с родственниками.
Санитар сочувственно кивнул.
– Ну, да. Наука.
Укрепив на больничной каталке едва остывшее тело девушки и накрыв его той самой простыней, на которой она лежала, санитар отдал водителю папку с документами:
– Эти документы для ментов. И когда привезешь, оставь в приемке. Там разберутся. Вызовут родственников на опознание и отдадут тело в местный морг. Тебе никого ждать не надо. Кто-нибудь в приемной распишется в получении, и можешь ехать.
Санитар, отпустивший было водителя, спохватился:
– Да, еще вот эту бумажку отдашь на выезде. Это спецпропуск, для трупов.
Водитель взял бумажку и вздохнул.
– На выезде так на выезде.
Оглядев, хорошо ли пристегнуто тело и все ли закрыто как следует, он, перекрестившись, медленно тронулся. Ночью, конечно, с трупом не слишком-то весело, но зато дороги свободнее и доехать можно часа на два быстрее. Посмотрев на навигатор, покачал головой:
– Полторы тыщи километров. Ну, милая, поехали…
На следующий день, к ночи он сидел в приемном отделении центральной районной больницы небольшого южного городка. Вялая дежурная наотрез отказалась принимать тело.
– Куда я его возьму? К себе на кровать? Жди, утром придет главный, он решит, что делать и как оформлять будем. Мы даже по скорой не все принимаем, а ты не скорая.
Водитель, уставший и злой, поинтересовался:
– А морг у вас далеко?
– Не, вон в том одноэтажном домике. Как выйдешь отсюда, все время налево. Там крыльцо такое разломанное. Все обещают починить.
Водитель не стал слушать жалобы глупой бабы и вышел. Покурив на крыльце и наблюдая за скорыми, вяло въезжавшими на пандус, он сел в машину и завел мотор. Осторожно вывел свой белый, еще блестевший новой краской фургон на узкую боковую дорожку и повернул налево. Проехав по кругу метров триста, он увидел то самое крыльцо, которое никак не могло починить больничное начальство.
– Прости меня. Тебе уже все равно, а мне еще обратно ехать. Итого на круг три тыщи километров.
Водитель осторожно выкатил тело и сверху него положил папку с документами.
– Подожди здесь. Вот твои документы, утром придут и тебя оформят.
Холодный весенний ветер рвал с тела простыни, и пришлось повозиться, чтобы все хорошенько закрепить. Где-то в подворотне завыла собака. Водитель прикрикнул на нее, перекрестился и полез обратно в машину. Не успела машина выехать за пропускной шлагбаум, как порывом ветра с тела сорвало папку с документами и разметало белые листы по большому черному пустырю за больничным забором.
50
По дому что-то бегало, шумело и сердило Маргариту Николаевну любившую во всем строгий порядок. Она с тихим шипением накрывала на стол:
– Зачем всех привезли сюда? Дом хоть и не маленький, но столько посторонних людей…