Коллапсис

– Голоса повсюду, Бэнни тоже их слышит, – донёсся тихий протяжный голос, который принадлежал сидящему на полу, в отличие от всех, человеку в маске коровы, какую могут носить дети на костюмированные праздники. Голосок его был ломающийся как у мальчишки в пубертатный период. Он ковырял под ногтями и раскачивался из стороны в сторону, что-то ворча себе под нос.

– Бэнни, может, сегодня ты снимешь маску?

– Бэнни не может. Бэнни хороший мальчик, он не виноват. Бэнни хотел как лучше. Бэнни хотел помочь ей. Бэнни не виноват.

– Мы все знаем, что Бэнни не виноват. Может, Бэнни хочет познакомиться с нашим новеньким?

– Бэнни стесняется новых лиц. Бэнни считает его лишним. – И шмыгнув носом, почесал пластик маски, отвернувшись спиной к группе.

– Наш новенький не кусается, ему наверняка интересно взглянуть на твоё лицо.

– Хватит! Хватит! Я больше не могу, моя голова раскалывается! Замолчите!

Всё это время забившийся в углу комнаты юноша (самый молодой в группе, не старше четырнадцати лет), прятавший лицо в коленях, взревел, как раненый зверь. Когда он поднял лицо, Никк вздрогнул – слишком сильно это лицо напоминало Эрика в детстве. Не столько внешностью, сколько состоянием. Такое же болезненно-бледное, с чёрными кругами под глазами. Он провёл обгрызенными ногтями, под которыми запеклась кровь, по лицу и сорванным от крика голосом истерично заверещал:

– Отпустите меня домой! Я хочу к маме и папе! Скажите ей, что я не болен! Я здоров! Мне не нужны таблетки, не нужны!

– Успокойся, Дэниел, мы закончим групповую терапию и вернёмся в палату. Я дам тебе снотворное, ты должен поспать.

– Я не могу! Мне нельзя спать, нельзя! Иначе они снова придут за мной! Люди в белых халатах! Я не хочу больше чувствовать боль! Песок, он повсюду! Он проникает в меня! Мне больно! Больно! Почему вы этого не понимаете? Вы хотите, чтобы я захлебнулся?!

Стоящая на входе охрана из рослых подтянутых мужчин потянулась к смирительной рубашке, которая, вероятно, принадлежала кричащему юноше. Он свалился на четвереньки, как настоящее животное, и сотрясся в громком рыдании.

– Дэниел, мы с тобой это уже обсуждали. Ты не можешь не спать. Человек может умереть без сна, ты должен преодолеть свой страх, пропустив его через себя.

– Но мне больно!

– В боли нет ничего страшного. Пока человек чувствует боль, он знает, что жив. Боль – у нас в мозгу, ты должен научиться её контролировать.

Никк хотел вставить слово, но его одёрнул сосед. Чуть наклонившись к Делрою боком, он зашептал:

– Лучше не надо. Пэйн не любит, когда его перебивают.

Никк взглянул на своего соседа, вероятно, ровесника, которого заметил не сразу. Скорее всего, он подошёл недавно, наплевав на правила внутреннего распорядка. В расслабленной позе, будто обстановка его нисколько не стесняла, он восседал откинувшись на спинку стула и фривольно закинув ногу на правую коленку. Светлые волосы на макушке были собраны в небрежный хвост, больше напоминающий пучок. Ниже голова выбрита под ноль. Единственный целый правый глаз смотрел на спичечный коробок, который он сминал в холеных пальцах.

– …ангел меня понимает. – Никк зацепился за обрывок фразы Дэниела. Поднявшись на ноги, покачиваясь из стороны в сторону, мальчишка направился на Пэйна. – Она поёт мне колыбельные, чтобы не было так больно. Она тоже хочет спать, и поэтому наблюдает за спящими.

Медбратья подхватили Дэниела, не позволив наброситься на доктора. Пэйн, выказывая безразличие к происходящему, косо наблюдал, как бьющегося в припадке Дэниела скручивают в белые жгуты, будто пеленают в пелёнки. На губах парня запузырилась белая пена, вид которой привёл в волнение многих пациентов. Бэнни начал раскачиваться взад-вперёд и причитать, что он хороший мальчик. Поднялся плач, смешанный с гоготом. Вскочивший на стул, ковырявшийся в носу, мужчина закричал, что он тоже видел ангела. Кто-то выскочил из комнаты, завопив на всю округу. А рядом сидящий сосед подскочил так внезапно, что Никк подпрыгнул от страха, и запустил спичечную коробку в удаляющихся медбратьев, тащащих Дэниела по полу.

– СДОХНИ!

Коробок врезался в спину одного из охранников и упал на пол.

Пэйн перевёл ничего не выражающий взгляд с сиротливо лежащего спичечного коробка на его обладателя. Пациент напыжился, гневно зарычал, и когда его ноздри вздулись как у быка, вскинул руку, указав пальцем в сторону проигнорировавших его мужчин, и гневно вскричал:

– Не смей недооценивать меня! Ты думаешь, я шучу? Я вполне серьёзен! Я взорву тебя и всю клинику! Вы будете полыхать в пламенной вспышке экспрессии и правды!

Крики неудавшегося подрывника удалялись по мере того, как его волочила по полу из комнаты прибывшая подмога.

Во всём этом шуме и хаосе Никк упал со стула и согнулся пополам, заткнув уши. Он готов был поклясться, что сам начинает сходить с ума. Безумие могло оказаться заразным.

* * *