Колдун с Неглинки

Мирон уставился на запятую геолокации в приложении, соображая.

— Да, правильно, — откуда-то издалека подтвердила Аня, но он не пошевелился.

Четыре года избегать, чтобы так глупо влипнуть… Внезапно зачесалась левая ладонь, он поскреб ее ногтями правой. Дыши, дыши, приехал же сюда, и ничего не случилось — значит, и выбраться можно.

Он вскочил, зашел в ванную и пустил холодную воду. Подождал, пока протечет, и умылся ледяной, попил из сложенных лодочкой ладоней, чувствуя, как холод спускается по сухому горлу.

— Говорящий хлеб, — шепнули из отверстия в раковине.

Мирон застыл. Выключил воду и наклонился к сливу. Внутри было темно и безысходно.

— Говорящий хлеб, — повторили оттуда, — знает, как найти.

Мирон стиснул пальцы, чтобы почувствовать кольцо, — но кольца не было.

— Что найти? — спросил он тихо.

— Нас. Мы здесь. Помоги нам.

Из ванной он вылетел с влажным лицом и волосами. Проверил под подушкой, на тумбочке у кровати, на полу… Спустя минуту они с Аней искали вместе.

— Мы стояли здесь, — вспоминала Аня в прихожей, — ты зацепил мне волосы кольцом, я попросила его снять. Оно упало и покатилось…

— Точно упало?

— Точно. Я слышала.

Мирон заглянул под вешалку, Аня сдвинула коврик. Но кольцо будто чорт побрал.

— Ладно, по фигу, — сказал он и вернулся в спальню. Футболка валялась возле кровати. Мирон поднял ее и растянул, как шкуру, снятую с убитого животного: две половины держались на шве воротника.

— Прости, — вспыхнула Аня и отвернулась.

Оставался еще свитшот: он лежал на подоконнике уже швами наружу.

— Ты наизнанку надел.

— Так надо.

Запищал домофон. Аня забрала у курьера сырники и кофе и поставила возле двери. Мирон мрачно обувался, такси должно было приехать через пару минут. В голове смутно вертелось, что хорошо бы попросить ее сказать всю эту ерунду про ношу на всякий случай, но нет, никакого случая, он больше в это не ввяжется, нет.

— Мира. Все было плохо, да?

Он посмотрел на нее и только сейчас увидел: растрепанную, сонную, с отпечатком подушки на щеке. В универе они общались, но Аня никогда не давала понять, что он ей нравится, да и сам он относился к ней ровно, не более. Вчера они танцевали, потом вышли на улицу покурить. Ане нужно было купить стики для «гло», вместе пошли до магазина, на обратном пути говорили почему-то про ковид и после этого уже держались рядом. Мирон перебрал, но старался казаться трезвым и, как грузили в машину совершенно невменяемого парня из параллельного потока, помнил. Он потерялся ближе к концу вечера, когда танцпол опустел и почти все разъехались, Аня ждала свое такси, а Мирон прикидывал, во сколько обойдется поездка в три ночи в Видное. Бармен просто так налил им по шоту, — кажется, их было несколько, — и вот уже он целует Аню в гардеробе, на улице, в машине, в подъезде…

— Я не жалею, — сказал Мирон.

— Я тоже. Если найду кольцо, принесу в понедельник. Напиши, как доедешь.

— Обязательно.

Двор был перегорожен шлагбаумами, до машины предстояло дойти пешком. Солнце фигачило в глаза, в одном кроссовке перекатывался острый камушек. Краем глаза Мирон зафиксировал табличку «Калошин переулок» и двинулся вдоль дома. Там же, на стене, красным маркером было написано: «Зато ты есть. Далеко, но есть». Кто-то насыпал хлебных крошек на канализационный люк, и сейчас там толкались голуби.

— Говорящий хлеб, — напомнили из-под чугунной крышки. Мирон поежился и открыл приложение, чтобы посмотреть номер такси.

«Водитель отменил заказ».

Ноги сделались мягкими. Мирон вышел в переулок Сивцев Вражек, но на карте было написано «Большая Чертольская». Чорт появился из-за ворот дома-музея Герцена и заковылял к нему.

Мирон внутренне захныкал. С собой у него были телефон, банковская карта и студенческий билет. Ключи, пряжка ремня, лихорадочно перебирал он в голове, твою ма-ать… Он метнулся к урне, пинком опрокинул ее — и по асфальту разлетелись бычки и мятые жестянки. Ничего, чем можно было бы…

— Говорящий хлеб! — ухнуло в водосточной трубе. Потом что-то застучало, падая с высоты, — и из трубы под ноги Мирону вывалился осколок бутылочного стекла. Мирон дохнул на него и обтер о джинсы.

Четыре года тишины чорту под копыта! Он резанул осколком по ладони, заорал, выставил руку чорту навстречу и… не придумал. Разучился. Просто не знал, что делать. Рявкнул:

— Ходи нормально!

Колени чорта с хрустом выгнулись в обратную сторону. Чорт остановился, глянул вниз, попытался идти, но вместо того, чтобы двигаться вперед, замахал верхними конечностями и попятился. Врезался спиной в стену, оттолкнулся от нее, но упал и задергался на земле, отбрыкиваясь. Дальше Мирон смотреть не стал — развернулся и побежал к метро «Арбатская».

* * *

Жура говорила: ты их не услышишь, и они тебя не услышат. Теперь он слышал их даже дома — из посудомоечной машины, душевой лейки и унитаза. Мирон отправил несколько панических сообщений Ане — она не ответила. Все выходные он провел за столом. Комп был включен, но Мирон не мог сосредоточиться даже на «Геншине» — он лежал лицом в клавиатуру, а Фраппе перебирала волосы у него на затылке.