Колдун с Неглинки

Парадная дверь, если это, конечно, была она, оказалась заперта. Мирон дважды подергал за витые ручки. В висках уже стучал солнечный удар, но он решительно рванул вокруг дворца. Закрыто, закрыто, закрыто…

— Молодой человек! — крикнул пожилой мужчина в форме охранника. — Вход там! — Он указал на стеклянный павильон во внутреннем дворике. Ну да, конечно, всем же понятно, подумал Мирон, а потом заметил огромные белые буквы «ВХОД» на красном фоне. — Только сегодня понедельник — музей не работает.

— Спсб! — выпалил Мирон и нырнул в кондиционированную прохладу павильона.

— Да неужто, — каркнула Калерия и усвистала вниз на эскалаторе. Мирон промолчал, что она могла бы подбросить его на машине без кучи дурацких пересадок, а заодно и разбудить: он задыхался.

Внизу она пригладила ему волосы крючковатыми пальцами. Здесь было темно, и перед глазами плавали яркие пятна. Мирон смотрел на них и боялся, что грохнется в обморок, как когда-то с бабушкой в церкви.

— Во. А то на чорта[2] похож.

Она заковыляла не по стрелке «Большой дворец», а в Хлебный дом, направо. Во дворце Мирон был в пятом классе, с экскурсией от школы. Сначала им рассказывали про царицу, а потом выкатили блинов, и блины он помнил, а про царицу — нет. Перед Хлебным домом все заныли, что устали, — хлеба после блинов и правда совсем не хотелось. В экскурсионном автобусе Мирон задремал и проснулся, только когда Алису укачало и вырвало блинами ему под ноги. Еще благодарил, что не выше.

Хлебный дом оказался скромнее и меньше дворца, хлебом здесь и не пахло. Сразу за лестницей Калерия опустилась на лавку, Мирон остался стоять. Это был внутренний дворик: уличная плитка на полу, стрельчатые окна второго этажа, под прозрачной крышей — горшки с цветами. Имитация сквера в замкнутом пространстве. Краем глаза он приметил небольшой деревянный органчик, потом, когда стоявшие впереди чуть расступились, Василия на лавке напротив, тот сидел с пустым взглядом и смотрел прямо перед собой, и только в конце — что все здесь, даже Калерия, были одеты в серенькие льняные робы, как у художников, и круглые шапочки. Все, кроме него и Василия. Несколько шапочек валялось на полу — вероятно, ими кидались.

«Ты как?» — взглядом спросил Мирон.

«Отвали», — так же ответил Василий и отвернулся.

— Посмотрите на нее! — вопил тип без шапочки с аккуратно подстриженной бородкой. — И это будущая шорница ЦАО?!

Мирон подпрыгнул и увидел сидевшую рядом с Калерией зареванную Еву. Никита, ее подмастерье, делал вид, что увлечен устройством деревянного органчика.

— Послушайте, — встала коротко стриженная женщина в робе поверх черной косухи. — Ева еще дитя. Южный округ — это два мертвых мужа у старух, самоубийца на Кантемировской и погрызенная капуста в «Дикси». Я… — Она посмотрела на Еву — та дважды обернула косички вокруг шеи. — Я не уверена, что Ева готова.

Шум возобновился. Кто-то крикнул:

— Он! — Или «Мирон». Прозвучало неразборчиво, но волна звука схлынула, и льняные спины раздвинулись перед ним. Мирон остался стоять один. Ева глаз с него не сводила. Глядя на нее, Мирон потер веки. Откашлялся и сказал:

— Я все слил. — Василий под его случайным взглядом задвинулся за впереди стоящего шорника. — Ноа погиб из-за меня.

— Ноа тебя выбрал, — сказала женщина в косухе. — Он знал, что так будет.

— Не меня. Одного из нас.

«Дурак», «кто это?», «такой юный…» — пронеслось по рядам. И дальше: «Сын ее», «да нет, внук», «бездушь поймал», «обманул бездушь», «бездушь»…

Мирон отмахнулся, отгоняя шепот.

— Бездушь поймал мой друг. Я только… Я только направлял. А он там был, он… — Мирон растерянно посмотрел на Василия: не понимал, почему тот молчит и не защищает себя. — Без него ничего бы не получилось.

— Адиль! — позвал кто-то. По голосу Мирон угадал, что это страдж Этери. — Пойдешь работать в ЦАО?

— Упаси Аллах! — весело отозвался Адиль. — С меня вяза самоубийц хватило.

— Мирон?

— Постойте, — сказал он твердо. Протолкнулся к Василию, взял его под локоть и потащил за органчик. Зашептал: — Ты чего, эй? Это твое место, ты гениально прожил поддельную жизнь, бездушь — реальная стремота: смотри, как все тут зассали, думаешь, они справились бы лучше? Нет! Им бы ума не хватило такое провернуть.

— И мне. Это ты все придумал. А я подставил Ноа.

— Ты не подставлял Ноа. Ты освободил кучу людей, а скольких еще не убьют по этому дурацкому договору?

— Иди и соглашайся.

— Сам соглашайся.

Мирон развернулся, чтобы крикнуть: «Он согласен», но что-то мелькнуло над плечом, и в центр образованного шорниками круга мягко приземлился рыжеватый кот. Кот был явно крупнее всех кошек, которых Мирон когда-нибудь видел, с короткими лапами и закругленными ушами. Под недоумевающими взглядами он принялся вылизывать бок и делал это до тех пор, пока Калерия не сгребла его под мышку своей костяной рукой.

— Дурень ты, Васька, — сказала она ласково.

— Это… — задохнулся Мирон, — что, кот?..

— Это манул.

— Калерия Даниловна… — укоризненно протянула Этери, а дядька с бородкой выкрикнул:

— Помощник! Нечестно! У него был волшебный помощник!