Колдун с Неглинки

В понедельник впервые за долгое время не опоздал на первую пару. Аня прошла мимо, как будто его здесь не было, а в перерыве исчезла раньше, чем он успел подойти. В курилке он ее тоже не нашел, а на вторую лекцию она пришла в обнимку со Стасом, старостой группы. Мирон спросил себя, не поступил ли он с ней как мудак, и ответ был положительным. Хотя не настолько, чтобы даже не смотреть в его сторону. В любое другое время он не стал бы навязываться, но утрата кольца грозила близким помешательством, да и сама ситуация напрягала.

Аню он поймал только после занятий — она брала в буфете два кофе, пока Стас беседовал с преподом.

— Ань. У нас все в порядке?

Она глянула на него насмешливо и отвернулась.

— У нас? Отдельнов, нет никаких нас, уймись!

— Если я что-то сказал или сделал не так, прости.

— Я тебя прощаю, уйди, пожалуйста.

Это говорила не Аня. Нужно было приложить жертвочку, а он наплевал. Тупица, сам во всем виноват…

— Ты нашла кольцо?

Она закатила глаза.

— Я прям ждала, когда ты спросишь про свое дурацкое кольцо. Да, нашла. Я его выбросила. В решетку канализации. В следующий раз, когда будешь…

Дальше Мирон не слышал: в ушах зашумело. Эти не отдадут. Какой им смысл, если тогда он снова перестанет их слышать. Всю оставшуюся жизнь ему суждено обсуждать с голосами из унитаза говорящий хлеб… От такой перспективы захотелось плакать.

Он забрел в университетскую книжную лавку посмотреть учебники, но так ничего и не выбрал и вышел на улицу. Аня и Стас маячили в курилке. Наискосок от входа был припаркован черный микроавтобус. Мирон хотел сделать вид, что что-то забыл, и вернуться в корпус, но его уже заметили.

— Мира! — крикнула Этери.

Он нехотя подошел. Этери была одета как на фуршет — в длинное черное платье и сапоги на высокой подошве. Возможно, в салоне микроавтобуса остался бокал с недопитым шампанским.

— Садись. Надо поговорить.

— Я не передумал, — отрезал он, но полез внутрь.

— Сейчас передумаешь, — мрачно пообещала Этери, задвигая дверь. — Ну и? — спросила она, когда они отъехали от универа. Мирон забился в кресло и скрестил руки на груди. — Решение о твоей ликвидации будет принято через неделю.

Мирон почувствовал, что падает.

— За что?!

— Формально ты все еще подмастерье Калерии. Ты нарушил договор.

— Я защищался!

— Ты нарушил договор, Мира. Хуже того, нарушил и сбежал. Знаешь, что случилось после этого?

— Ну… — промямлил он, разглядывая свои руки.

— Жильцы целого дома исчезли. Мы не знаем куда. Люди пропадали все это время, но чтобы сотня сразу…

— Чорт побрал.

— Не ерничай. Ты видел чорта. Как его найти?

— Не то чтобы я его искал. Он сам меня находит.

— Это можно использовать для отсрочки, — как бы размышляла вслух Этери. — Станешь приманкой, искупишь вину. Но здесь тебя не оставят. Хотя лучше жизнь в глухом лесу, чем вообще никакой жизни.

— Какой лес? — взвился Мирон. — Куда я, блин, поеду? Как?

— Жить захочешь — поедешь! — прикрикнула она и добавила тише: — Впрочем, есть еще один вариант.

Мирон выдержал паузу. Уточнять не хотелось, а хотелось, чтобы его отпустили домой. Так и не дождавшись встречного интереса, Этери сдалась:

— Ты становишься шорником ЦАО прямо сейчас, договор подпишем задним числом. А значит, у тебя было право принимать такое решение.

Действительно, проще простого. Базара ноль. Вот только его снова столкнули в ледяную воду, и вода потащила его прочь, шкрябая мордой о камни. Этери протянула договор. Дата уже была проставлена: семнадцатое мая, день рождения Рината, — все верно. Мирон размашисто подписал.

— Признайся, Этуна, — сказал он резко, и Этери вздернула бровь, удивленная то ли его тоном, то ли этим панибратским обращением, — оно же не само по себе так вышло, да?

— Если бы я хотела заставить тебя, Мира, я бы сделала это раньше. Четыре года, о чем ты? Мы распределили ставку в ЦАО на всех и дежурим по очереди. Чорта твоего высматриваем… Твоим появлением еще недовольны будут, вот увидишь, но это не имеет никакого значения. Это твое место. И твой дом.

Микроавтобус как раз подъехал к дому-яйцу. В окнах горел свет, обочина вдоль улицы была плотно запаркована.

— Мне нужно предупредить родителей и забрать Фраппе.

— Конечно, — кивнула Этери, — мы просто поздороваемся, я тоже ненадолго. Кстати, твои ключи.

На связке болтался брелок в виде миниатюрного дома-яйца цвета скорлупы, окрашенной луковой шелухой на Пасху.

Плотность табачного дыма на подземной парковке была настолько высокой, что Мирон не различал лиц: какие-то люди протягивали ему руки, которые он пожимал, и погружались обратно в дым. Появилась Калерия — ее можно было узнать по курительной трубке, — хлопнула варежкой по плечу, сказала: «Держись, держись». Двери лифта открывались и закрывались, отсекая дым, как кусок пирога. В этом тающем дыму Мирон поднялся на первый этаж; в голове не укладывалось, что можно просто взять и поселиться в доме-яйце с его затоптанным уличной обувью паркетом, кучей объедков в черных пластиковых мешках, расставленных вдоль стен, с многолетней грязной посудой, желтыми от смол шторами, пылью, въевшейся в ткань и летающей в воздухе…