Коко

– Не было у него родителей! – она сверкнула глазами, не скрывая самодовольства. – В том смысле, какие бывают у нормальных людей. Не так, как это было у Карла и у меня. Мэнни рожден вне брака. Его мать, Росита, торговала своим телом. Она была из тех женщин. Она родила мальчика в больнице «Маунт-Синай» и бросила его там, просто взяла и ушла, нате вам. А младенец подхватил вирусную инфекцию, едва не умер. Многие тогда умерли, а он разве умер? Мой муж и я молились за него, и он не умер. Сама Росита Ороско умерла спустя несколько недель. Ее забили до смерти. Кто, по-вашему? Отец мальчика? Мэнни был испанцем только по материнской линии – во всяком случае, так всегда думали мы с Карлом. Так что вы, надеюсь, поняли, что я имею в виду: не было у него ни матери, ни отца.

– Случайно не был ли отец Мэнни одним из клиентов его матери? – спросил Андерхилл.

– Об этом мы даже не думали.

– Но вы сказали, что вряд ли его отец был испанцем… латиноамериканцем.

– Ну… – Хельга Денглер чуть сдвинулась на низенькой скамеечке, изменилось и выражение ее глаз. – Было в нем и кое-что хорошее, дабы хоть как-то уравновесить дурное.

– Как вы пришли к решению усыновить его?

– Карл узнал о бедном мальчике.

– Как он узнал? Вы обращались в опекунские учреждения?

– Конечно, нет. Я думаю, к нему приходила та женщина. Росита Ороско. Благодаря церковной деятельности моего мужа к нам приходило много несчастных заблудших, умолявших о спасении их душ.

– Вы видели Роситу на проповедях вашего мужа? – спросил Андерхилл.

Хельга как будто покрепче уперлась обеими ступнями в пол и уставилась на Тима. Казалось, она дышит сквозь кожу. В течение нестерпимой паузы никто не проронил и звука.

– Я вовсе не хотел обидеть вас, миссис Денглер, – наконец проговорил Андерхилл.

– На наши проповеди приходили белые люди, – медленно и ровно проговорила она низким голосом. – Порой бывали католики. Но все они были достойные люди. Поляки. Но они могут быть такими же добропорядочными, как и все остальные.

– Понимаю, – сказал Андерхилл. – Мать Мэнни на своих службах вы не видели никогда.

– У Мэнни не было матери, – повторила она все тем же ровным, размеренным голосом. – Ни матери, ни отца.

Андерхилл поинтересовался, арестовала ли полиция человека, до смерти забившего Роситу Ороско.

Хельга очень медленно покачала головой, как ребенок, который клянется никогда не выдавать секрет:

– Никому не было дела до того, кто это сделал, учитывая, кем была та женщина, и все такое. Тому, кто это сотворил, все равно суждено предстать перед Господом. Он – наш высший суд во веки вечные.

С пронзительной ясностью галлюцинации Пул вспомнил камеры пыток в Садах Тигрового бальзама, искаженные получеловеческие фигуры, преклонившие колени пред властным судией.

– Значит, его так и не нашли.

– Не припоминаю.

– А ваш муж не проявил интереса к этому делу?

– Разумеется, нет, – сказала она. – Мы и так сделали все, что могли.

Она прикрыла глаза, и Пул решил сменить тему вопросов:

– Когда умер ваш муж, миссис Денглер?

Глаза ее открылись и сверкнули на него:

– Мой муж умер в тысяча девятьсот шестидесятом году.

– И тогда же вы закрыли мясную лавку и церковь?

Странный, пугающий внутренний свет вновь отразился на ее лице:

– Немногим раньше. Мэнни был слишком молод, чтобы продолжить дело мясника.

«Как вы умудрились не понять? – едва не спросил ее Пул. – Как могли вы не увидеть, каким подарком был тот мальчик для вас, вне зависимости от того, как он к вам попал?»

– У Мэнни не было друзей, – продолжила она, говоря почти так, будто услышала мысли Пула. Его внутренний слух уловил прозвеневшую в голосе Хельги эмоцию, и лишь после следующей ее фразы он определил эту эмоцию как гордость. – У мальчика было много дел – так он помогал Карлу. Мы старались делать так, чтобы он был все время занят, детей надо приучать к выполнению своих обязанностей. Да-да, своих обязанностей, поскольку только так они научатся жизни. Когда Карл был мальчиком, у него не было друзей. Я держала Мэнни подальше от других мальчиков и воспитывала его так, как мы считали правильным. А когда он вел себя плохо, мы поступали так, как учит Писание, – она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Мэгги. – Нам надо было выбить из него мать. Вот так. Да… Мы могли бы изменить ему имя, знаете ли. Дать мальчику законное немецкое имя. Но он должен был знать, что он наполовину Мануэль Ороско, даже если другая половина его фамилии станет Денглер. А Мануэля Ороско нужно было приручить и заковать в цепи. Кто бы что ни говорил. Вы делаете это из любви и из чувства долга. Позвольте мне показать вам, какие плоды это принесло. Вот, взгляните.