Коко

– Эти мужчины тоже прикидываются христианами, да только меня не обманешь. Я чую запашок пива от них. Добрый христианин не пьет пива. Мой Карл в жизни капли спиртного не брал в рот, и Мэнни тоже. По крайней мере, пока не ушел на службу, – она сверкнула глазами на Майкла так, словно возлагала на него личную ответственность за промахи ее сына. – И никогда не водился с безнравственными женщинами. Это мы в него вбили. Он был хорошим мальчиком, настолько хорошим, насколько мы смогли его воспитать. Учитывая, как и откуда он появился, – еще один угрюмый взгляд на Пула, будто он все знал и об этом. – Мы приучили этого мальчика к работе, и он работал до того самого дня, когда его забрала армия. Школа есть школа, говорили мы ему, но твоя работа – это твоя жизнь. Работа мясником пришла от Бога, но школьные занятия придумал человек, как чтение любых книг, за исключением одной.

– Мэнни рос счастливым ребенком?

– О счастье печется дьявол, – ответила она, и тот странный слабый свет снова загорелся в ее лице и глазах. – Как по-вашему, Карла заботили такие вещи? Или меня? Вот какие вопросы задавали другие. А теперь скажите мне кое-что, доктор Пул, и я рассчитываю услышать от вас правду. Пил ли этот мальчик спиртное там, на службе? Путался ли с непотребными женщинами? Потому что из вашего ответа я узнаю, каким человеком он был и что за человек вы сами. Мраморные шарики с изъяном обжариваются неправильно, о да. Мрамор с изъяном в огне рассыпается на куски. Такой, с изъяном, была его мать. Теперь скажите мне, ответьте на мой вопрос или можете уходить из моего дома. Я впустила вас, вы не полицейский и не судья. И мои разумения ничуть не хуже ваших, если только не намного лучше.

– Конечно, – ответил Пул. – Нет, я не помню, чтобы ваш сын когда-нибудь употреблял алкоголь. И он остался… тем, кого вы назвали бы целомудренным.

– О да, это так. Я знаю лишь одно. Мэнни остался целомудренным. В том смысле, какой я вкладываю в слово «целомудренный», – добавила она, метнув ледяной взгляд, вонзившийся, как почудилось Пулу, прямо ему в сердце.

«Знала ли она об этом, – подумал Пул, – до того, как я рассказал ей, и если знала, то почему спросила?»

– Мы хотели рассказать вам кое-что о вашем сыне, – сказал он, и понял, как неуклюже прозвучали неудачно подобранные слова.

– Рассказывайте, – проговорила женщина и вновь воспользовалась особой внутренней силой, чтобы изменить и свое лицо, и атмосферу в комнате. Она как будто неслышно вздохнула, и, казалось, потяжелели ее грузное тело и сам воздух, будто наполнившись тоскливым и нетерпеливым ожиданием. – Коли есть что рассказать – так расскажите.

– Мы оторвали вас от работы, миссис Денглер? – спросила Мэгги.

Проблеск удовлетворения на лице Хельги:

– Плиту я выключила. Работа подождет. У меня гости. Вот что я вам скажу. В его воспитание мы вложили куда больше, чем это сделал бы кто другой, и некоторым было вообще наплевать, что мы делали или чего не делали. И не стоит верить тому, что рассказывают другие. Мир Маффин-стрит реален и ничем не отличается от остального мира. А теперь рассказывайте.

– Миссис Денглер, – начал Тим. – Ваш сын был замечательным человеком. Под огнем он был героем. Более того, он был сострадательным, а также находчивым и изобретательным…

– Да ведь вы перевернули все с ног на голову! – перебила она его. – Ну и ну! Все наоборот! «Изобретательным»? Вы имеете в виду, гораздым на выдумки? Разве же это не одна из первопричин главной беды? Разве его отдали бы под трибунал, если бы он ничего не выдумал?

– Я бы никогда не стал оправдывать то, что его отдали под трибунал, – сказал Тим. – Но также не думаю, что и вы можете обвинить его в этом.

– Свои фантазии надо держать в узде! Этому надо положить конец. Вот и все, что я знаю об этом. И Карл это знал до самой своей кончины, – как будто разволновавшись, Хельга повернулась и опустила взгляд на ряды одинаковых виноградных гроздей с одинаковыми световыми вспышками в каждой ягодке. – Ну, хорошо, рассказывайте. Вы же для этого проделали такой путь.

Андерхилл рассказал о Драконовой долине, и истории, которые успокоили Джорджа Спитальны, поначалу оставили Хельгу равнодушной, а затем как будто причинили ей страдания. В белизну ее лица прокрался румянец, глаза ее встретились с глазами Пула, и он понял, что не от горя покраснела она, но от гнева.

«Пожалуй, достаточно для богов повествования», – подумал Майкл.

– Поведение Мэнни мне кажется, мягко говоря, из ряда вон выходящим, он насмехался над своим офицером. Это в корне неправильно, своего командира надо уважать.

– Да вся ситуация была, мягко говоря, из ряда вон, – сказал Андерхилл.

– Так люди говорят всегда, когда пытаются себя оправдать. Где бы ни находился мальчик, он должен вести себя так, как если бы он дома, на Маффин-стрит. Гордыня – большой грех. Мы бы его наказали.

Пул почти физически ощутил гнев и боль Тима, даже несмотря на то, что между ними сидела Мэгги.